С Исла-дель-Соль отправился на юг страны, в Уюни. Это очередной пыльный унылый городок, и точка, из которой стартуют поездки по одному из самых необычных мест, что тут есть: гигантскому солончаку Уюни.
Места — инопланетные. Когда-то здесь было солёное озеро, но оно высохло, а соль осталась. Как у любого озера, тут есть берега, где соль едва-едва прикрывает камни, и есть глубина, где её много и жирно. Есть в озере и остров — поднимается среди соляной глади каменная скала, на скале растут кактусы. Сюрреалистичное зрелище: стоишь ты на острове посреди озера, но вода белая, твёрдая, и на ней запаркованы джипы. Как на льду, только это не лёд.
После дождя солончак чуть притоплен рассолом, из которого получается идеальное зеркало, в интернете много фотографий. Но наша группа там была в сухую погоду: солончак был бесконечной белой равниной засохшей соляной корки с характерным рисунком выпуклых трещин. Кое-где под коркой кармашки с жидким рассолом — нечасто, но провалиться можно. Трещины хрустят под сандалями. Положил крупинку на язык — ну да, соль, а чего я ещё ждал.
В другой части солончака, где чуть мокрее, трещин нет, а есть бесконечное поле из белой глазури. Можно отойти подальше от колеи, по которой идут джипы с туристами, лечь на спину и лежать. Справа глазурь, слева глазурь, вверху небо. Хорошо.
Ночёвка — в домике из соляных блоков, скрепленных соляным раствором. Кровать из цельного куска соли. Лизнул стену — да, солёная. Нет, ну серьёзно, чего я ждал? :)
Дальше — ещё на юг, в края, граничащие с чилийской Атакамой, и очень на неё похожие. Аллеи камней, пустыня с сухими вениками, лагуны с фламенко (больше и розовее!), горячие источники (горячее), гейзеры (пожиже чилийских, но тоже вонючие).
И ещё ламы. Лам много, но их не то что потискать — сфотографировать вблизи нельзя. Лама, к которой ты прёшься с этой целью, поворачивается к тебе жопой и грациозно уходит есть траву куда-нибудь подальше. Будешь упорствовать — будешь оплёван (я не упорствовал). Ах-ах, ну почему всё прекрасное можно смотреть только издалека.
В долине гейзеров увидел снег, почуял, что голову опять ведёт, и посмотрел на альтиметр в телефоне. GPS показывал 4863 метра, что несколько выше Монблана, высочайшего пика Альп. А я вроде ничего и не делал, чтобы так высоко залезть. Ну может быть одну таблеточку от «горняшки» выпил.
Открыл флакончик с кремом от солнца. Флакончик решил, что он теперь тоже лама, и в меня плюнул.
В первый раз он в меня плюнул в первый день в Ля-Пас: полупустой флакон был закрыт на уровне моря, а открыт (крышкой к себе и вниз) на высоте 3.6 км. Вот на разницу в давлении кремом и плюнул, дерзко так. Потом история повторилась на старте тура по «дороге смерти» (+1 км), после возврата с дороги смерти (+2.5 км), и вот в долине гейзеров ещё раз. Приучиться открывать флакончик крышкой вверх так и не получилось.
Ещё близ Уюни есть кладбище поездов. В самом по себе в нём нет ничего криминального: ну устроили свалку из старых вагонов и локомотивов, делов-то. Но уж больно хорошо эта свалка иллюстрирует состояние железнодорожной сети в южной Америке.
Железнодорожной сети в южной Америке нет. Раньше — была, а сейчас остались жалкие огрызки: электричка от Чияна до Саньтяго в центральном Чили, какие-то грузовые перевозки на севере. Линия Оруро — Уюни — Туписа в Боливии, с пассажирскими поездами четыре раза в неделю. Рельсовый автобус Потоси-Сукре два раза в неделю, который идёт восемь часов, хотя «такси компартидо» доезжает по дороге за два с небольшим. Какие-то пассажирские маршруты в Аргентине — но, например, до Барилоче или Мендосы (где я в том году с тоской бродил по заброшенной железнодорожной ветке) уже не дотягиваются.
А ведь когда-то всё было. Была сеть на весь континент, были поезда из столицы в столицу, от океана к океану — но всё прохлопано. Не ремонтировали, не развивали, не модернизировали — и всё рассыпалось, только старые паровозы кое-где в качестве памятников стоят, и ржавеющие одноколейные пути из окон автобуса виденеются. И не восстановится это всё уже никогда: если у нас любая новая железнодорожная ветка строится не сама по себе, а в контексте сети с размахом от Лондона до Шанхая, то в южной Америке это будет способ возить людей и грузы из точки А в точку Б, и никуда больше.
Поэтому по ржавым поездам, стоящим на никому не нужных рельсах, лазают туристы, а местные на полном серьёзе считают, что ночной автобус — это удобный способ путешествовать.
Потом приехал в город Потоси́.
Когда-то отсюда, из Потоси, текло почти всё богатство Испанской империи. В горе, у подножия которой стоит город — Cerro Rico, «богатый холм» — было серебро. МНОГО серебра. ОЧЕНЬ МНОГО СЕРЕБРА.
На добыче этого серебра, его обработке и чеканке из него испанской монеты вырос город, в те времена один из самых больших в мире. Сейчас от него остался обшарпанный, но всё ещё не развалившийся исторический центр с колониальной застройкой и холм, в котором подземные рудокопы продолжают копать руду — в основном цинк, но и остатки серебра тоже. Остатков тех — кот наплакал, всё выгребли ещё двести лет назад, но каждый подземный рудокоп надеется найти такую руду, в которой МНОГО СЕРЕБРА, как когда-то, и уйти на пенсию богатым. Единицы находят, остальные так и проводят свои короткие жизни, копаясь в шахтах с комком коки за щекой. К рудокопам в гости водят туристов.
Шахта — лабиринт, жутко напоминающий те подмосковные каменоломни, где я лазил когда-то (эх, кто сейчас помнит, откуда взялся мой юзерпик?), работают рудокопы по одному-двое, в разных концах. Технологии — из XIX века: кирка и динамитная шашка, у ну и отбойный молоток ещё у некоторых (в шахту заведены шланги со сжатым воздухом). Шашки свободно продаются прямо на рынке, что у подножия холма — вот так и стоят на лотках: какая-то простая еда, напитки в пластиковых бутылках, мешки с крупой, мешки с макаронами, мешки с кокой, динамитные шашки, детонаторы, шнуры. Покупай — не хочу.
Шахты — кооперативные: принадлежат государству, но сдаются в аренду трудовым коллективам за 15% дохода. Фактически, каждый рудокоп работает сам на себя — сколько накопал, столько заработал. Нашёл нормальную руду — хорошо. Нет — не повезло.
То, что рудокопы накопали, отправляется вот на эту фабрику, где из накопанного делается концентрат, который далее продаётся за рубеж, в основном в Китай. Завода, чтобы выплавить из концентрата металл и продавать уже его, в Боливии нет.
«Очень старые станки, да?», спрашиваю у гида. «Нет, не очень», говорит, «семидесятых годов или около того». Ну да, по сравнению с технологиями в шахтах — совсем новенькие, и полувека не прошло.
Гиды — бывшие шахтёры, которые осилили выучить английский, освоить азы бизнеса и организовать турагентство, одно из многих. «Намного лучше, чем работать в шахте! Со столькими людьми из стольких стран можно пообщаться. Мы тоже многому учимся у туристов: мы раньше мусор просто на землю кидали, а сейчас видим, как туристы всё в рюкзак кладут и до мусорки несут, и тоже так делать стали».
Каждый рабочий день в шахты «богатого холма» спускается пятнадцать тысяч шахтёров. Другой работы, кроме как в шахтах и около, в городе особо нет.
В бывшем монетном дворе — музей. Почти четыреста лет здесь чеканили монету, с шестнадцатого века по середину двадцатого. Отсюда родом испанский доллар — первая междунароная валюта; отсюда, если верить музейным экскурсоводам (википедия, правда не верит), из эмблемы монетного двора Потоси, происходит современный знак доллара.
В середине ХХ века монетный двор прекратил работу. С тех пор и по сей день монеты и банкноты для национальной валюты Боливия закупает за рубежом, в Европе и северной Америке. Так дешевле.
Уезжал из Потоси я восьмого января, проведя в Боливии уже две недели из трёх. Уезжал и прикидывал, что напишу в блог — ведь мнение о стране я уже в целом составил, и мнение это было вот какое:
Мне не нравится Боливия.
Не нравятся грязные хмурые города, где машины обдают тебя чёрным дымом, а люди смотрят волком. Не нравится вонючая залитая горелым маслом еда. Не нравятся рейсовые автобусы, которые неудобные и никогда не уходят и не приходят по расписанию. Не нравится погода, когда ты мёрзнешь и обгораешь одновременно. Не нравится эта долбаная высота, из-за которой в голове пусто, а от подъёма на третий этаж задыхаешься. Люто не нравится местный подход к бизнесу: где угодно ещё покупающий/бронирующий заранее через интернет получит цену лучше, или по крайней мере такую же, как пришедший ногами, а здесь решивший что-нибудь забронировать заранее, и тем паче через интернет — лох, с которого надо взять вдвое. Карточек, конечно же, никто нигде не принимает, потому что дорого, зато предоплату через Western Union хотят почти все, ага.
Вот примерно этим я планировал закончить рассказ про Боливию.
А потом я приехал в Сукре.
Эта серия постов осталась недописанной. Если коротко — Сукре мил, а в равнинной части Боливии — норм, обычная Латинская Америка. Ничего особенного, но и без этой мрачной безнадёги. Но вряд ли я туда когда-нибудь вернусь.
Текст спасён из гибнущего ЖЖ: https://breqwas.livejournal.com/324368.html