Как известно, ютуб борется с «пиратством», и любой залитый на него ролик проверяет по т.н. ContentID — видео и аудио залитого сличаются с базой, которую выдают ютубу правообладатели, и если вы залили что-то чужое, то ваш ролик либо блокируется, либо на него навешивается реклама, доходы с которой идут правообладателю. Типично, если вы используете чужое видео — ролик снимут, а если музыку — то навесят рекламу.
Прибирался я тут на днях у себя на ютуб-канале (изрядный бардак там за десять лет развёлся), и решил посмотреть, а не попал ли я под раздачу. Оказалось, что попал, два раза. Один claim был по делу (на видео танцоры танцевали под магнитофон, и ютуб распознал музыку), а ещё один…
По утверждению ютуба, видео выше нарушает чьи-то там права. Начиная с отметки 1:07 нарушает, вот как раз где lady_catherina заканчивает первый проход и я вместе с ней вступаю.
Ну, понятно: мелодия известная, записывали её все кому не лень, обычная ошибка распознавания. Написал counter claim («в связи с тем, что автор музыки умер в семнадцатом веке, а исполняем вот мы двое, считаю что ничьих прав я не нарушил», что-то такое), теперь его будут месяц рассматривать и наверное удовлетворят.
Но ещё я теперь могу ходить гордый недельку-другую. :) Потому что перепутал робот нас не абы с кем, а с Planxty! Вот с этой их записью, с 2:32.
Теперь надо, чтобы не только роботы, но и люди тоже отличить не могли, и тогда совсем хорошо будет.
С Исла-дель-Соль отправился на юг страны, в Уюни. Это очередной пыльный унылый городок, и точка, из которой стартуют поездки по одному из самых необычных мест, что тут есть: гигантскому солончаку Уюни.
Места — инопланетные. Когда-то здесь было солёное озеро, но оно высохло, а соль осталась. Как у любого озера, тут есть берега, где соль едва-едва прикрывает камни, и есть глубина, где её много и жирно. Есть в озере и остров — поднимается среди соляной глади каменная скала, на скале растут кактусы. Сюрреалистичное зрелище: стоишь ты на острове посреди озера, но вода белая, твёрдая, и на ней запаркованы джипы. Как на льду, только это не лёд.
После дождя солончак чуть притоплен рассолом, из которого получается идеальное зеркало, в интернете много фотографий. Но наша группа там была в сухую погоду: солончак был бесконечной белой равниной засохшей соляной корки с характерным рисунком выпуклых трещин. Кое-где под коркой кармашки с жидким рассолом — нечасто, но провалиться можно. Трещины хрустят под сандалями. Положил крупинку на язык — ну да, соль, а чего я ещё ждал.
В другой части солончака, где чуть мокрее, трещин нет, а есть бесконечное поле из белой глазури. Можно отойти подальше от колеи, по которой идут джипы с туристами, лечь на спину и лежать. Справа глазурь, слева глазурь, вверху небо. Хорошо.
Ночёвка — в домике из соляных блоков, скрепленных соляным раствором. Кровать из цельного куска соли. Лизнул стену — да, солёная. Нет, ну серьёзно, чего я ждал? :)
* * *
Дальше — ещё на юг, в края, граничащие с чилийской Атакамой, и очень на неё похожие. Аллеи камней, пустыня с сухими вениками, лагуны с фламенко (больше и розовее!), горячие источники (горячее), гейзеры (пожиже чилийских, но тоже вонючие).
И ещё ламы. Лам много, но их не то что потискать — сфотографировать вблизи нельзя. Лама, к которой ты прёшься с этой целью, поворачивается к тебе жопой и грациозно уходит есть траву куда-нибудь подальше. Будешь упорствовать — будешь оплёван (я не упорствовал). Ах-ах, ну почему всё прекрасное можно смотреть только издалека.
В долине гейзеров увидел снег, почуял, что голову опять ведёт, и посмотрел на альтиметр в телефоне. GPS показывал 4863 метра, что несколько выше Монблана, высочайшего пика Альп. А я вроде ничего и не делал, чтобы так высоко залезть. Ну может быть одну таблеточку от «горняшки» выпил.
Открыл флакончик с кремом от солнца. Флакончик решил, что он теперь тоже лама, и в меня плюнул.
В первый раз он в меня плюнул в первый день в Ля-Пас: полупустой флакон был закрыт на уровне моря, а открыт (крышкой к себе и вниз) на высоте 3.6 км. Вот на разницу в давлении кремом и плюнул, дерзко так. Потом история повторилась на старте тура по «дороге смерти» (+1 км), после возврата с дороги смерти (+2.5 км), и вот в долине гейзеров ещё раз. Приучиться открывать флакончик крышкой вверх так и не получилось.
* * *
Ещё близ Уюни есть кладбище поездов. В самом по себе в нём нет ничего криминального: ну устроили свалку из старых вагонов и локомотивов, делов-то. Но уж больно хорошо эта свалка иллюстрирует состояние железнодорожной сети в южной Америке.
Железнодорожной сети в южной Америке нет. Раньше — была, а сейчас остались жалкие огрызки: электричка от Чияна до Саньтяго в центральном Чили, какие-то грузовые перевозки на севере. Линия Оруро — Уюни — Туписа в Боливии, с пассажирскими поездами четыре раза в неделю. Рельсовый автобус Потоси-Сукре два раза в неделю, который идёт восемь часов, хотя «такси компартидо» доезжает по дороге за два с небольшим. Какие-то пассажирские маршруты в Аргентине — но, например, до Барилоче или Мендосы (где я в том году с тоской бродил по заброшенной железнодорожной ветке) уже не дотягиваются.
А ведь когда-то всё было. Была сеть на весь континент, были поезда из столицы в столицу, от океана к океану — но всё прохлопано. Не ремонтировали, не развивали, не модернизировали — и всё рассыпалось, только старые паровозы кое-где в качестве памятников стоят, и ржавеющие одноколейные пути из окон автобуса виденеются. И не восстановится это всё уже никогда: если у нас любая новая железнодорожная ветка строится не сама по себе, а в контексте сети с размахом от Лондона до Шанхая, то в южной Америке это будет способ возить людей и грузы из точки А в точку Б, и никуда больше.
Поэтому по ржавым поездам, стоящим на никому не нужных рельсах, лазают туристы, а местные на полном серьёзе считают, что ночной автобус — это удобный способ путешествовать.
* * *
Потом приехал в город Потоси́.
Когда-то отсюда, из Потоси, текло почти всё богатство Испанской империи. В горе, у подножия которой стоит город — Cerro Rico, «богатый холм» — было серебро. МНОГО серебра. ОЧЕНЬ МНОГО СЕРЕБРА.
На добыче этого серебра, его обработке и чеканке из него испанской монеты вырос город, в те времена один из самых больших в мире. Сейчас от него остался обшарпанный, но всё ещё не развалившийся исторический центр с колониальной застройкой и холм, в котором подземные рудокопы продолжают копать руду — в основном цинк, но и остатки серебра тоже. Остатков тех — кот наплакал, всё выгребли ещё двести лет назад, но каждый подземный рудокоп надеется найти такую руду, в которой МНОГО СЕРЕБРА, как когда-то, и уйти на пенсию богатым. Единицы находят, остальные так и проводят свои короткие жизни, копаясь в шахтах с комком коки за щекой. К рудокопам в гости водят туристов.
Шахта — лабиринт, жутко напоминающий те подмосковные каменоломни, где я лазил когда-то (эх, кто сейчас помнит, откуда взялся мой юзерпик?), работают рудокопы по одному-двое, в разных концах. Технологии — из XIX века: кирка и динамитная шашка, у ну и отбойный молоток ещё у некоторых (в шахту заведены шланги со сжатым воздухом). Шашки свободно продаются прямо на рынке, что у подножия холма — вот так и стоят на лотках: какая-то простая еда, напитки в пластиковых бутылках, мешки с крупой, мешки с макаронами, мешки с кокой, динамитные шашки, детонаторы, шнуры. Покупай — не хочу.
Шахты — кооперативные: принадлежат государству, но сдаются в аренду трудовым коллективам за 15% дохода. Фактически, каждый рудокоп работает сам на себя — сколько накопал, столько заработал. Нашёл нормальную руду — хорошо. Нет — не повезло.
То, что рудокопы накопали, отправляется вот на эту фабрику, где из накопанного делается концентрат, который далее продаётся за рубеж, в основном в Китай. Завода, чтобы выплавить из концентрата металл и продавать уже его, в Боливии нет.
«Очень старые станки, да?», спрашиваю у гида. «Нет, не очень», говорит, «семидесятых годов или около того». Ну да, по сравнению с технологиями в шахтах — совсем новенькие, и полувека не прошло.
Гиды — бывшие шахтёры, которые осилили выучить английский, освоить азы бизнеса и организовать турагентство, одно из многих. «Намного лучше, чем работать в шахте! Со столькими людьми из стольких стран можно пообщаться. Мы тоже многому учимся у туристов: мы раньше мусор просто на землю кидали, а сейчас видим, как туристы всё в рюкзак кладут и до мусорки несут, и тоже так делать стали».
Каждый рабочий день в шахты «богатого холма» спускается пятнадцать тысяч шахтёров. Другой работы, кроме как в шахтах и около, в городе особо нет.
В бывшем монетном дворе — музей. Почти четыреста лет здесь чеканили монету, с шестнадцатого века по середину двадцатого. Отсюда родом испанский доллар — первая междунароная валюта; отсюда, если верить музейным экскурсоводам (википедия, правда не верит), из эмблемы монетного двора Потоси, происходит современный знак доллара.
В середине ХХ века монетный двор прекратил работу. С тех пор и по сей день монеты и банкноты для национальной валюты Боливия закупает за рубежом, в Европе и северной Америке. Так дешевле.
* * *
Уезжал из Потоси я восьмого января, проведя в Боливии уже две недели из трёх. Уезжал и прикидывал, что напишу в блог — ведь мнение о стране я уже в целом составил, и мнение это было вот какое:
Мне не нравится Боливия.
Не нравятся грязные хмурые города, где машины обдают тебя чёрным дымом, а люди смотрят волком. Не нравится вонючая залитая горелым маслом еда. Не нравятся рейсовые автобусы, которые неудобные и никогда не уходят и не приходят по расписанию. Не нравится погода, когда ты мёрзнешь и обгораешь одновременно. Не нравится эта долбаная высота, из-за которой в голове пусто, а от подъёма на третий этаж задыхаешься. Люто не нравится местный подход к бизнесу: где угодно ещё покупающий/бронирующий заранее через интернет получит цену лучше, или по крайней мере такую же, как пришедший ногами, а здесь решивший что-нибудь забронировать заранее, и тем паче через интернет — лох, с которого надо взять вдвое. Карточек, конечно же, никто нигде не принимает, потому что дорого, зато предоплату через Western Union хотят почти все, ага.
Вот примерно этим я планировал закончить рассказ про Боливию.
А потом я приехал в Сукре.
Эта серия постов осталась недописанной. Если коротко — Сукре мил, а в равнинной части Боливии — норм, обычная Латинская Америка. Ничего особенного, но и без этой мрачной безнадёги. Но вряд ли я туда когда-нибудь вернусь.
Если открыть википедию, то можно увидеть, что центр города Ля-Пас находится на высоте 3600 метров над уровнем моря, а его пригород, Эль-Альто — на 4100. Именно в Эль-Альто и находится аэропорт. Эту справочную информацию я принял к сведению, но, как и про жёлтенькое, как-то до конца не осознавал.
Горная болезнь — штука известная, но я же не в горы ехал, верно? Просто летел из города у моря в город посреди континента. Какие же это горы, если там международный аэропорт есть. Так думал я (а точнее, ничего не думал, просто купил билет, чтобы в автобусе полсуток не трястись), и, когда двери самолёта открылись в Боливии, получил четырёхкилометровый перепад высоты не за день-другой, как его получают альпинисты, а разом.
Это как будто ты долго бежал, запыхался, и вот теперь нужно только отдышаться, но ты дышишь, дышишь, а отдышаться не получается, так и ходишь запыхавшийся. Зрение плывёт, обзор сужен, мысли путаются, испанские слова из головы вылетают все и сразу (зато лезут на ум некоторые русские). Сил едва хватает переставлять ноги, маленькими-маленькими шажками, лестница в десять ступеней — непреодолимое препятствие.
А вокруг люди ходят, и вроде всё у них нормально. А ты, когда к стойке информации что-то спросить подполз, спрашиваешь это так, будто ты к ней километр бежал, спасаясь от погони, и вот упал на стойку и что-то хочешь. Воздуха хочешь, надышаться, но спрашиваешь, конечно, не это, а где банкомат и откуда ходит автобус в центр.
Забегая вперёд — потом, конечно, привыкаешь. Помогает обильное питьё, помогает кока, очень помогают продающиеся в тамошних аптеках таблетки — sorojchi pills. Через несколько дней становится более-менее ОК и без всего этого: на высоте в примерно те же 4 км, плюс-минус, я проболтался почти две недели, гулял по городам с рельефом, поднимался на холмы и верхние этажи зданий, и не умер — но те первые несколько часов были сущей пыткой. Не прилетайте в Ля-Пас на самолёте.
Но что не проходит совсем — это звенящая пустота в голове. Ходить и пыриться вокруг, или бессмысленно сёрфить интернет, или спать по десять часов в сутки (и всё равно не высыпаться) — получается, а программку написать, или, там, пост в блог — это нет. Ужасное чувство.
Первые три часа Ля-Пас живописен до невозможности. Кирпичные домики, суетные извилистые улицы, боливийские тётушки в длинных цветастых накидках и юбках и лихих шляпках-котелках — я стесняюсь фотографировать людей на улицах, поищите сами картинки по слову «cholitas» — и прочие приметы местной жизни. Вместо метро в городе канатная дорога, teleférico, ходит из центра на окраины с перепадом высоты в полкилометра. Вид из летящих над кирпичным муравейником города люлек этого «телеферико» открывается необычайный: низкие облака над чашей города, живой лабиринт улочек внизу, и заснеженные горы на горизонте. Красота.
Потом, правда, сквозь всё это проступает мучительная бедность. Недобрая такая бедность, угрюмая.
Почти все дома в городе построены из одного и того же красного полого кирпича. Снаружи их не отделывают, сверху — не достраивают: у многих зданий оставлен «задел» под следующий этаж. На нижних живут люди, а вместо крыши — торчат балки и края кладки. Дома лепятся кое-как к друг другу и к склонам, и выглядят в точности как самострой в трущобе «31 квартал» в Буэнос-Айресе.
Движение на улицах хаотичное. Светофоров почти нет, а где есть — довольно условны. Хочешь перейти дорогу — ну наберись наглости и переходи, тебя наверное пропустят, ну или объедут там как-нибудь. Машин немного, но улицы узкие, путаные, часто с уклоном или заставленные какой-нибудь лотошной торговлей, и чадящие выхлопом пробки возникают то тут, то там. Автопарк не то чтобы доисторический, но какой-то очень стрёмный: в качестве муниципальных автобусов ездят «доджи» семидесятых годов, а почти весь остальной трафик — старые китайские, корейские и японские дизельные микроавтобусы. Выхлопные трубы у них выведены вверх, на уровень лица, и каждая эта проехавшая маршрутка обдаёт тебя облаком чёрного удушливого дыма — это в довесок к тому, что кислорода на этой высоте и так мало. Никаких ограничений на выхлоп в стране нет (вернее, есть, но никем не соблюдаются), и этим выхлопом пахнет город.
Ещё он пахнет местной едой. Я обожаю уличную еду и еду из простых забегаловок и столовок, и питаюсь ей везде, где могу, но здесь меня от неё затошнило на второй день. Как можно так сделать, чтобы такие простые вещи, как жареная курица с рисом, или хот-дог, или овощной суп с мясом, были тошнотворны на такой непритязательный вкус, как мой — я не понимаю, но им удаётся. Это не специи и не местные продукты, это какой-то особый способ готовить, которым готовится всё, и от каждого ларька с едой или двери забегаловки меня отшатывало. В итоге, я питался в основном пиццей и яблоками: пиццу всё-таки испортить трудно, а яблоки здесь импортные, чилийские. Впрочем, и в пиццу им удавалось поднасрать: то в ней крупа какая-то, то мясо, пахнущее как вся боливийская еда, то оливки с косточками…
Когда я где-то через неделю пребывания в стране ехал проездом через Ля-Пас и у меня было четыре с небольшим часа пересадки между автобусами, я ими воспользовался не чтобы ещё что-то посмотреть, а чтобы найти единственный в городе Subway и с наслаждением сожрать там нормальный сэндвич.
Вот в этом фото — весь Ля-Пас. Что слева — не знаю, а справа — здание правительства страны. Ещё чуть правее будет президентский дворец, он тоже отремонтирован.
Ля-Пас — не самый развитый город страны (это Санта-Крус), не самый красивый и ухоженный (это Сукре, старая столица), не самый исторически значимый (это Потоси, некогда один из главных источников богатств Испанской империи) — это город, в котором есть несколько правительственных зданий и много-много бедных хмурых людей, многие из которых ещё недавно были селянами. Но рулят страной почему-то отсюда.
Следует также заметить, что в Ля-Пас (как и в остальной «высокой» части страны) мне не удалось найти ни вписки у каучсёрферов, ни хоть какой-то культурной жизни, в которой можно было бы поучаствовать. В Сантьяго я ходил на сейшн, в Буэнос-Айресе — на поэтический вечер, в Мадриде — на симфонию Прокофьева, в Париже — на симфонию Малера, джаз, бретонскую народную музыку и тоже сейшн. Даже в довольно унылом Икике я на набережной час смотрел выступление уличного клоуна-фокусника, радовался вместе с толпой зрителей и щедро отсыпал денег в конце, а тут — ничего, глухо.
Зато на заднии правительства — часы со стрелками, идущими против часовой стрелки. «Это президент придумал их повесить, Эво Моралес!», с гордостью рассказывал гид. Мол, направление часовой стрелки — это исходно направление, в котором движется тень от солнечных часов; но это в северном полушарии — а мы-то в южном! Здесь эта тень двигается наоборот! Поэтому, как символ того, что мы отказываемся от разных иностранных колониальных влияний и возвращаемся к нашей собственной культуре, у нас теперь на здании правительства висят вот такие часы!
Разбирать по ним, который сейчас час, можно, но неудобно до крайности. Попробуйте.
Трассу, ведующую из Ля-Пас в Копакабану, в черте города сейчас ремонтируют, и автобус петляет по неасфальтированным улицам бедных пригородов в Эль-Альто. Там всё то же самое, только без рельефа, ещё беднее, и на каждом втором заборе повторяются две надписи в разных вариациях, краской или баллончиком: «COCHE SOSPECHOSO SERÁ QUEMADO» и «LADRON PILLADO SERÁ QUEMADO VIVO». «Подозрительная машина будет сожжена», «пойманный вор будет сожжён заживо». Или повешен. Или линчёван иным способом. Может это конечно преувеличение (хотя непохоже), или шутка такая, но что-то мне совсем не смешно.
Безопасная, заметим, страна. Туристу ничего особо не угрожает.
…
Самое интересное, что может сделать турист в Ля-Пас — это уехать из него куда подальше проехаться по т.н. «дороге смерти«. Вот это по-настоящему круто.
Раньше это была реальная дорога, по которой ездили грузовики из Ля-Пас в Короико и обратно; сейчас для обычного трафика построили нормальную трассу в обход, а эти сколько-то десятков километров узкого грунтового серпантина над пропастью — туристическая достопримечательность. Старт — на высоте 4.6 км, среди голых холмов, на холодном ветру и разреженном воздухе; финиш — на 1.1 км, в джунглях Амазонии. Можно пройти пешком, но почти все едут велотуром.
Это сильно, скажу я вам. Едешь ты, вокруг облако — ты не в нём, оно как бы стекает с горы водопадом, и ты за струёй этого водопада. Поднимешь голову вверх — там скала, верх теряется в молоке. Смотришь налево — там сразу за краем дороги молоко, ничего нет. Как будто компьютерная игра, и разработчики поленились фон нарисовать. И между этой каменной стеной без верха справа и непроглядным молоком слева — ты, едешь на велосипеде по узкому каменному карнизу и охреневаешь.
Ограждения перед обрывом почти нигде нет, вылететь оттуда на скорости на повороте — всё, конец, свернёшь шею. У нас никто не вылетел, но примерно половина (включая меня) падала и получала синяки, один повредил палец и ехал дальше в машине сопровождения, и ещё один — руку, и уехал с середины маршрута на скорой, которая там специально для этого дежурит. Гиды говорят, что минус два человека — это многовато за одну поездку, но, мол, бывает всякое. Отказ от ответственности, который был дан оператором тура всем на подпись перед стартом, неспроста был так подробен.
Потом облака рассеиваются, и за кромкой дороги слева открываются виды. И жутко (дорога узкая, пропасть бездонная), и дух захватывает от красоты такой. Иногда проезжаешь сквозь водопады — льётся вода с горы прямо на дорогу (куда ж ей ещё литься), а тут ты. Чем ниже, тем теплее и тем пышнее растительность, в какой-то момент заряжает ненадолго тропический ливень — жирные, крупные, тёплые капли долбят по шлему и по рукам (и мочат дорогу, которая и без воды не больно-то безопасная).
А потом вылезает солнце и как-то незаметно наступает она — амазонская сельва. Жарко, душно, и невероятно красиво. Это ещё не настоящие джунгли, только самая кромка, и всё ещё довольно высоко, но как же там здорово! Всё буйно цветёт и пахнет, на деревьях орут разноцветные попугаи, по крыше домика за речкой лазают обезьяны. Речка только-только с гор, холодная и чистая — можно купаться, смотреть на солнце, на деревья, и радоваться.
Вот примерно в этот момент коллеги начали что-то хотеть в рабочем чате в телефоне — релиз поревьюить и подтвердить, или что-то в этом роде. Сказал, что сейчас не могу, и прислал им селфи вот из этой речки по уши в воде. Надеюсь, когда я вернусь в Москву, они всё-таки отойдут и не станут меня за это убивать :)
Ну а потом машина сопровождения три часа везёт вас обратно, из ярких залитых солнцем зелёных зарослей обратно в холодный, грязный и хмурый Ля-Пас, где вместо воздуха чёрный выхлоп паршивых дизельных моторов. Занырнул, глотнул воздуха, и обратно. Эх, ну на кой чёрт я застрял там, на альтиплано, а не поехал на пол-маршрута в джунгли…
Организаторы, кстати, всё очень хорошо понимают про то, зачем сейчас люди путешествуют в дальние края: с велогруппой идёт три гида — один ведёт группу, один — машину сопровождения, а ещё один ездит туда-сюда между головой и хвостом и всех фотографирует. После возвращения в город кажому выдаётся компакт-диск с фотографиями в героических ракурсах и футболка «DEATH ROAD SURVIVOR» :)
Серьёзно, это очень крутая поездка. Если и стоит за чем-нибудь в Ля-Пас, то за этим (в смысле, за поездкой, а не футболкой). Физической подготовки не требуется: вся дорога — один большой спуск, а обратно вас везёт по нормальной трассе автобус. Особых скиллов тоже: я ехал на горном велосипеде впервые в жизни, и жив. Горячо рекомендую. Я тут повыкладывал каких-то фото с телефона, но уверен что интернет полон куда более крутых картинок оттуда, а ютуб — видюшек с гоупро на шлемах. Поищите, не пожалеете.
…
Дальше поехал в Копакабану — городок на берегу озера Титикака, и не примечательный ничем, кроме вот этого вида с соседнего холма, и лодок, которые возят туристов на находящийся неподалёку остров Солнца.
Остров — с сюрпризом: это скала, торчащая из воды, и чтобы добраться до гостиницы, где вы собрались было жить, надо топать вверх по крутой, ещё инками сделанной, каменной лестнице. С рюкзаком, на высоте 4 км над уровнем моря. По альтиметру в GPS в телефоне вышло сто с чем-то метров — сорок этажей вверх, нормально так.
За исключением необходимости постоянно топать вверх-вниз, остров чрезвычайно мил. Машин там нет (по очевидным причинам), грузы с берега на холм возят на ослах и ламах. Местные — чистокровные индейцы, между собой разговаривают на языке, мне непонятном, и даже радио слушают на нём. В отличие от городов, традиционную одежду носят почти все женщины — и молодые тоже. Раньше жили натуральным хозяйством, выращивая что-то там на террасах на склонах, а сейчас туда потянулись туристы и на острове расплодились гостиницы и ресторанчики, подают в которых примерно то, что у себя на кухне готовят — и, скажем, форель, в этом же озере выловленная, вполне ничего. Не без характерного духа боливийской еды (см. выше), но что в Боливии без него.
Туристы едут на остров смотреть руины, оставшиеся тут от инков (это вроде как был их священный остров), но руины те — ну каменная кладка какая-то, ну старая, примечательность для неспециалиста неочевидна. Просто прогуляться по острову из конца в конец и обратно куда приятнее — холмы, террасы, кое-где растут (внезапно!) эвкалипты, вокруг тропы пасутся овцы и ламы, где-то вдалеке орут ослы, в дымке виднеется перуанский берег («Добро пожаловать в Перу!», сказал мне мобильник, потеряв боливийскую сеть за очередным холмом). Идиллия.
Только погода мерзкая. Она везде на альтиплано мерзкая: воздух холодный (днём десять-пятнадцать, ночью почти ноль), а солнце злое и жгучее: экватор же, и атмосфера тонкая. Вроде лето, а вроде и мёрзнешь. Вроде холодно, а обгораешь вмиг.
Вот там, на острове, и встретил новый год — nochevieja, «стараяночь», как это по-испански называется. Встречал с парой ребят из Чили, которых встретил ещё в Ля-Пас, а потом на острове. Ели пиццу, обсуждали Путина (куда ж без него), Пиночета, Альенде, Пиньеру, Бачелет, новогодние традиции Чили и России и тврочество Виктора Хары.
Если открыть Чили в гугл-картах в режиме спутника, то можно увидеть, что если двигаться на север от Сантьяго, то где-то в райне Ля-Серена зелёненькое совсем заканчивается, и начинается только жёлтенькое. При планировании поездки я этот факт заметил, но должного внимания ему не придал — а зря. Как-то я совершенно не осознавал, куда попаду.
Оказывается, север Чили — это пустыня. Не только та часть, что обозначена на картах как «Атакама», а вообще всё. Пустыня — это такое место где пусто, ничего нет. Я проехал на автобусе от Антофагасты до Сан-Педро и из Сан-Педро через Каламу до Икике, суммарно это 700 км трасс, из них почти 400 — по Панамериканскому шоссе, главной дороге страны. И если верить видам из окна, то там нигде ничего нет — ни людей, ни растительности, ни сотовой связи, только безжизненные рыжие холмы и такие же безжизненные и рыжие равнины. Со второго этажа автобуса хорошо их видно, далеко. И ещё рыжие же грузовики с серной кислотой, которые автобус исправно один за другим обгоняет по дороге на север. Час, другой, третий. Километр, десять, сто.
В Норильске нет травы и деревьев, потому что комбинат. Здесь нет травы и деревьев, потому что просто нет и всё. В Норильске добывают никель. Здесь — медь.
Города — маленькие островки жизни среди этого безобразия, но и они не лучше. Фото выше я сделал из окна автобуса в Антофагасте. Я был в ней проездом — прилетел самолётом, доехал трансфером до автобусного терминала, уехал автобусом. Трансфер — это миниавтобус на 12 человек, который развозил прилетевших в город по адресам, куда им надо. Видите те домики, что лепятся к склонам гор? Это не трущобы, это просто люди так живут. Спальные районы. Абсолютно прилично выглядящие люди, прилетевшие в город на самолёте, один за другим выходили среди из этих домиков из каких-то слепленных раствором серых неотделанных крупных блоков и фанеры. Ох ты ж…
Нет ничего плохого в плотной одно-двухэтажной застройке. Нет ничего плохого и в том, чтобы строить кое-как, если климат позволяет (а что — дождь раз в год, температура в любой сезон от 15 до 25 градусов, почему бы и не строить из фанеры), но как же удручающе это выглядит. Похожая старая одноэтажная застройка на холмах Вальпараисо — радостная и бодрая, а тут — хоть вешайся.
Ещё раз, это не трущобы — трущоб а-ля бразильские фавелы в Чили нигде нет. Скорее всего, по этим улочкам можно спокойно шляться, и даже с надписью «иностранный турист» на лбу (которая у меня есть). Но как-то не захотелось. Наверное, где-то ближе к центру в Антофагасте есть центральная площадь с фонтаном, красивая старая церковь и немножко колониальной застройки, которую печатают на открытках, но эти двадцать минут поездки на трансфере и пять на автобусе, кажется, рассказали о городе больше, чем любая экскурсия по центру.
Так что, порадовавшись что не запланировал тут задерживаться, поехал туда, куда собственно ехал — в Сан-Педро де Атакама.
Сан-Педро — маленький городок в оазисе на севере Атакамы, и туристическая резервация вроде Пукона. Как и Пукон, его попытались сделать красивым и милым, устроив во всём городе деревянные вывески в едином стиле и тому подобные мелочи, но — увы, эта уродливая одноэтажная архитектура стиля «говно-и-палки» с глухими стенами в пол-улицы… Но едут сюда не за милотой, а за возможностью посмотреть на Атакаму — самую сухую пустыню планеты.
И посмотреть есть на что. Марсианские пейзажи скалистой пустыни, солончаки, соляные горы и соляные пещеры, лагуны с фламинго, долина гейзеров, горячие источники, действующие вулканы, солёные лагуны а-ля Мёртвое море, петроглифы в скалах посреди пустыни, чёрт знает что ещё — только купи тур, тебя посадят на автобус, довезут, покажут-расскажут и вернут обратно. Главное кремом от солнца мазаться не забывай.
Жизнь, как ни странно, в этих краях есть: среди растущих тут и там сухих жёлтых веников, похожих на шевелюру Дональда Трампа, кое-где пасутся ламы (домашние), викуньи и гуанако (дикие предки лам и альпак). К людям эта дичь индиффирентна, но близко гиды подходить не советуют: плюются, и плюются метко. Как так выходит, что тут сухие веники и гуанако есть, а на сотни километров вокруг всё мёртвое — не знаю.
Эти края — нечастый пример того, как путеводители не врут, а даже наоборот — недоговаривают. Вон, картинки эти — ну, красиво, но масштаба и суровости бескрайней пустыни не передают совершенно.
А ведь всё правда. Пустыня суха, страшна и ошеломляюще прекрасна на свой суровый лад, соляные пещеры солёны (да, лизнул), горячие источники горячи (как же здорово в них купаться!), а гейзеры пыхают паром и булькают кипятком. Уже не раз жаловался, что недостаёт мне писательского мастерства, чтобы рассказывать про такое, и вот опять. Ну круто же, а как поделиться-то? Погуглите фотографий что ли — Atacama: Valle de la Luna, Valle Arco Iris, Geysers del Tatío, Termas de Puritama, а то чего я буду телефонофото килограммами выкладывать.
Но самое крутое, что можно посмотреть в Атакаме — это звёзды. Там высоко, сухо, почти не бывает облаков и нет засветки от городов, а ещё это в южном полушарии, поэтому там давно уже строят обсерватории; знаменитый телескоп ALMA — там. В знаменитый, конечно, простому человеку никто посмотреть не даст (да и некуда в нынешних больших телескопах смотреть, как я понимаю), но чистое и полное звёзд южное небо доступно всем. Тем не менее, ушлые местные коммерсанты навострились брать денег и за это. :)
Шутка, конечно, а если серьёзно — то вряд ли там в Сан-Педро есть какой-то ещё тур, который был бы так крут. Ночью автобус везёт вас подальше от города, туда, где нет засветки, и там вы поднимете голову и увидите то, чего не видели никогда.
Млечный путь — светящейся полосой через всё небо. Магеллановы облака — яркие, хорошо различимые. И много, много, очень много звёзд.
Ещё гид расскажет и покажет лазерной указкой, что есть на небе и как двигается, научит находить север без полярной звезды и даст посмотреть в телескопы, где видны галактики, скопления, туманности и прочие интересные вещи, но с простым зрелищем неба, наполненного светом, этого не сравнить.
«Какой яркий здесь Млечный путь», сказал я гиду. «Да разве ж это яркий», ответила она, и показала наглядно в приложеньке на смартфоне, что мы видим, а что сейчас ниже горизонта. «В июне-июле будет действительно яркий». Мои шансы оказаться в южном полушарии в июне-июле крайне призрачны в ближайшие годы, но я запомнил. Однажды я увижу и «действительно яркий» Млечный путь тоже.
Потом поехал в Икике. Это как Антофагаста, но с одним важным отличием: там есть шикарные пляжи! Поэтому помимо точно таких же как Антофагасте пыльных улиц, заполненных, гм, шедеврами архитектуры, там ещё есть пляж посреди города, а вдоль него — линейка дорогих гостиниц с видом на океан и набережная, по которой все гуляют.
Как курорт — прям здорово. Песочный пляж, нежаркий воздух (20-25 градусов круглые сутки), но при этом очень жаркое солнце; океан не холодный, как в Винье, но и не тёплый — точно как надо.
Вот этот вот пятачок курортной жизни — он маленький, а по сравнению с тянущимися на много кварталов домиками из блоков и фанеры и бескрайней пустыней вокруг — и совсем крошечный, но я очень рад за жителей города, что он у них есть.
Да, вот что: тут кто-то единорога потерял, розового. Ищет теперь, объявления на пальмах вешает. Не видели?
А ещё здесь рождество!
Эту ёлку я сфотографировал в Сан-Педро, но такие же — везде. Наверное, жителям всяких там австралий и техасов-калифорний не привыкать, но мне рвёт крышу: жара, солнце, разгар лета, и среди этого — ёлки, рождественские украшения и санта-клаусы папа-ноэли в зимних шубах :)
А местным норм. Праздник! Украшены города, украшены дома, а ещё по Икике кочуют рождественские караваны: колонна машин, исписанных надписями «ХО-ХО-ХО!» и «СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!», и в центральной обязательно сидит Папа́-Ноэ́ль. Гудят клаксоны, играет музыка, ДедМороз-Санта-ПапаНоэль говорит в мегафон «ХО-ХО-ХО!» и поздавляет всех с праздником, а в рождественскую ночь ещё и разбрасывает щедрой рукой конфеты. :) Дети подбирают, взрослые подбирают (подтверждаю: конфета была вкусная), все машут друг другу руками, поздравляют и радуются. :) Праздник!
Один караван был от местной пожарной охраны, один — от водителей грузовиков с серной кислотой, и ещё сколько-то были неидентифицируемы, в основном из легковушек. Я не знаю точно, и не знаю как узнать, но кажется это не муниципальные массовики-затейники, как у нас бывает, а правда люди себе и другим праздник устраивают. Так здорово!
Тёплый летний вечер, шум моря, весёлая гуляющая публика из детей и взрослых на набережной под пальмами, играет музыка, едет мимо Санта в красной курточке и разбрасывает конфеты, характерным таким жестом сеятеля. :) Дети визжат и собирают с травы конфеты, взрослые машут Санте, Санта машет им…
¡JO JO JO! ¡FELIZ NAVIDAD!
Хорошо. :)
Вечером последнего дня, перед отлётом в Боливию, пошёл на набережную, нашёл такое место где не песок, а камни в море выдаются, выбрался подальше и перекидал в океан всю мелочь, что нашёл в рюкзаке и карманах — чилийскую, русскую, даже сколько-то евроцентов завалялось. Хоть я там выше и ругался на всякое, но мне нравится Чили, и я хочу вернуться сюда ещё.
Сначала цитата из одного моего прошлогоднего поста, о двух ребятах-аргентинцах, которых я у себя в Москве вписывал:
Очень интересно всегда смотреть на маленькие культурные различия. Приходят они как-то раз из магазина, чем-то шуршат на кухне, а потом заходят ко мне с открытой белой бутылкой — «Артём, а почему нам продали настолько испорченное молоко?». Смотрю на этикетку — ну да, кефир. :) Беру стакан, наливаю, делаю большой глоток:
— Нет, всё хорошо, очень вкусно, вам налить?
— O_O
Я сейчас в Ля-Пас, Боливия. Один из символов Боливии — кока. Почти во всех странах региона (Перу, Чили, Аргентина) отношение к коке такое, что пока ты выращиваешь/продаёшь/используешь сырые листья в не очень больших количествах и не пытаешься делать из них кокаин, то это легально, но только в Боливии производство и потребление коки (именно коки — с кокаином, как и везде, борются) поддерживается на национальном уровне. Нынешний уже десять лет как президент и НациональныйЛидер страны, Эво Моралес, начинал как глава профсоюза производителей коки. В целом, она в стране на правах чая или кофе — обычный бытовой стимулятор.
Коку заваривают как чай, делают из неё масло и карамельки, или — как, собственно, поступают местные уже много веков — просто жуют листья. Сама по себе она не «штырит» — кокаин в ней есть, но его мало, один грамм на полкило листьев, поэтому эффект — ну, примерно как от крепкого кофе, может чуть сильнее: ты бодрее и меньше устаёшь. И ещё помогает от горной болезни, что на здешних высотах (Ля-Пас — от 3600 до 4100 метров, окрестные дороги забираются почти на 5 км) очень актуально. Выглядят листья коки — как на фото вверху. Предваряя вопросы: да, мои; да, пробовал; нет, не привезу.
Так вот, история, которую мне рассказали встреченные тут ребята из Новосибирска.
Приехали они в Боливию, и конечно же им захотелось тоже испробовать этой знаменитой коки! Пошли на рынок, купили пакет листьев, принесли домой к каучсёрферу, у которого вписывались. Показали, похвастались: вот, мол, купили коку! Будем жевать!
А это, говорит он, не кока то, что вы купили. Это лавровый лист.
Этим летом я ездил в Нант за аккордеоном. Так уж вышло, что из всех вариантов доставки самый простой был самому съездить во Францию и его забрать: ни растаможки, ни риска что его раздолбают по дороге, ни налогов никаких в России платить не надо, а французский НДС можно вернуть. Поскольку я забирал не один инструмент, а аж два (себе и ещё кой-кому), то самому съездить в Нант реально получалось дешевле, чем любая другая альтернатива.
Возврат налога выглядит так: мастеру, Бертрану, нужно было выплатить полную цену инструмента и сверху оставить наличные или чек на сумму французского НДС, 20% или около того. Тот давал некую бумагу — документ о том, что я вывожу купленный товар из страны — которую на выезде после погранконтроля нужно у таможенника проштамповать и ему потом прислать по почте обратно, и после этого Бертран высылает обратно чек или делает перевод.
«А что делать, если я погранконтроль буду проходить не во Франции, а в другой стране ЕС? Я через Бельгию выезжаю», спрашиваю я. «Можно и так, вот у меня как раз вернулась бумага другого клиента, он тоже не из Франции выезжал», отвечает Бертран. И показывает бумагу.
Аэропорт вылета: Мадрид, Барахас. Адрес покупателя: улица какая-то там, Лас-Кондес, Сантьяго-де-Чили.
Прифигев, уточнил у Бертрана, точно ли я вижу то, что вижу, и попросил контакт этого загадочного товарища. Бертран дал: емейл и имя, Себастьян Суасо.
Написал Себастьяну, объяснил кто я такой, как получил его адрес и чего от него хочу (известно чего: пообщаться, музыку поиграть). Тот, подозреваю, удивился ещё больше моего, но ответил. Попереписывались, и спустя полгода встретились.
Себастьян оказался взрослым дядькой, серьёзным таким. Бизнесмен, у него своя марка спортивной одежды, а в свободное от работы время — ирландский музыкант: играет на боуране и с недавних пор на аккордеоне. Вот чтоб я в пятьдесять с лишком лет не боялся за новые музыкальные инструменты браться! И научился же.
Познакомил с семьёй: с женой Сандрой и двумя детьми (из, если не ошибаюсь, четырёх): старший, мне ровесник (это он на фото слева) очень здорово играет на бузуки, а младший танцует ирландские танцы в школе у Сандры. Да, у Сандры — своя школа фламенко и ирландского танца, это ещё один семейный бизнес. Побывал у них в гостях (Сандра вкусно готовит!), поиграли вместе музыку, сходили все вместе на сейшн.
Сейшн, по сравнению с прошлым годом, оказался куда круче: то ли тогда не самый лучший состав был, то ли я рано ушёл, то ли ещё что. Но в этот раз сильных и очень сильных музыкантов было прям много, нестрояка не было, а был крутой, большой, мощный и удивительно для своих размеров сыгранный сейшн. Поиграл немного и я на одолженном у Себастьяна аккордеоне (у него теперь их, как и у меня, два), но конечно не блистал :)
Есть у них там кстати интересная традиция, которую может быть сейшнам в наших краях стоило бы и пробовать перенимать. Помимо обычной игры сетами, иногда сейшн делает «круг» джиг или рилов: каждый следующий тюн начинает не ведущий, не самый наглый и не тот, кто начал сет, а следующий мелодист по кругу. Получается длинный боевитый сет, в котором успевают поиграть все, кто может держать темп (а темп для круга берут не очень высокий). Очень здорово и дружелюбно.
Прекрасно, в общем, провёл время. Музыка объединяет.
И всё благодаря той бумажке «от предыдущего клиента», что мне случайно показал Бертран. Сделали фото вместе, которое обязательно вышлем ему с благодарностями.
Будь это всё в книжке или в кино, я бы подумал, что сценарист схалтурил. Ага, конечно, приехал за гармошкой из России во Францию, и «случайно» получил контакты единственного ирландского гармониста в экзотической стране в Южной Америке, в которую как раз собирался ехать. Но нет, всё — чистая правда.
Вот казалось бы, ну зашёл в гости, ну поиграли музыки немного. Но, хотя по плану поездки впереди ещё три недели всяких удивительных мест и чудес природы, ставлю на то, что посиделки у Себастьяна будут потом вспоминаться чаще и теплее.
Ну и конечно же:
Sebastian!
En caso que estás leyendo este post, en primer lugar te quisiera recordar una vez más que no se puede confiar en lo que te dicen los traductores automaticos! Puede ser una traducción correcta e igualmente puede ser una mentira absoluta. Si tienes alguna duda, por favor pregúntame a mí antes que llegar a conclusiones. :)
Y gracias por todo a tí y a tu familia. Espero vernos de nuevo algún día — en Chile, Rusia o Irlanda, pero de verdad espero que ocurra ésto. Qué tengan suerte todos ustedes!
Заканчивается год. Когда перед новым годом надолго уезжаешь, граница видна как-то особенно чётко: есть дедлайн, до которого надо закончить всё, что начинал, и недели за три к нему начинается гонка. На гонку накладывается обычный предотъездный адок, и успеваешь всякий раз едва-едва. До отъезда — прошлый год, после отъезда — следующий. А прямо сейчас я в процессе, а значит где-то между.
Год получился хороший. Вдруг стал собираться урожай с разных давно возделываемых делянок: выученный язык вырос в интересные путешествия, ирландская гармонь — в участие в группе, концерты и гастроли. Помню, я когда-то в порядке геймификации жизни вёл списки ачивок касательно аккордеона — и вот в этом году их было взято прям много. Попасть на афишу (спасибо, Катя!), попасть на афишу мордой лица (спасибо, Говард!), быть взятым в основной состав группы, получить гонорар за выступление, съездить на гастроли, быть вызванным на бис — хорошие такие ачивки, серьёзные.
Я как-то особо не рассказывал, но да, я теперь играю в группе Lost Temple Brothers — мандолина, гитара, скрипка, и я на гармошке. Ирландскую традиционную музыку, всё как положено, как давно хотел. Наконец-то я в хорошей, упёртой и сбалансированной по уровню компании, если всё пойдёт как идёт — где-то через годик мы прям круто заиграем. Вот они мы, красавцы. Ссылки на записи пока не даю, нету их пока (только в сентябре начали вместе играть), запишем что — обязательно дам послушать :)
Ещё я раньше никогда не путешествовал — просто так, ради путешествий — а теперь вдруг начал: той зимой — по латинской Америке, летом — по Испании и немножко по Франции (причём не в Париж) и Бельгии, осенью в Берлин сгонял. За год двадцать две булавочки ка карте (и там ещё не хватает двадцать третьей, Казани), одних метрополитенов посмотрел семь штук новых, а уж сколько городов и людей. И каких людей! Путешествовать — это очень интересно, оказывается.
По какому-то делу я из всех этих заграниц был только в Нанте, Франция — ездил забирать свою новую гармонь. Ещё один фрукт созрел: четыре года назад заказанная и заранее оплаченная гармонь этим летом наконец-то доделалась и была забрана, и теперь я играю на роскошном трёхголосом аккордеоне от Бертрана Гейяра. И оттуда, из Нанта, я привёз ещё один, уж совсем неожиданный контакт, если выйдет чего — расскажу.
Справил десять лет на работе. Удивительно, но меня до сих пор не уволили — несмотря на слишком длинный язык, скверный характер, частые обострения хронического бездельничества и манеру приходить на работу часам эдак к четырём-пяти дня. Ещё и денег платят, нормально так. Удивительно. Нет, не надо мне давать ссылку на impostor syndrome, я её знаю.
Десять лет правда не на одном месте — лет пять тому назад я менял работу внутри Яндекса, а в этом году она как-то постепенно сменилась сама, без моего участия: я на том же месте, никуда не переходил, только начальник другой, команда другая, стек технологий другой и язык программирования другой. В целом — доволен, но — о боги, ну почему на этом вашем С++ простые вещи так сложны?..
Десять лет, ёлки-палки. Дольше, чем в школе учился. Дольше, чем вообще что угодно что я когда-либо делал. В Яндексе хорошо.
В следующем году стукнет тридцатник. Гарантийный срок на организм заканчивается (и это прям начало чувствоваться), и вообще — всё, уже теперь не молодёжь (и к этому тоже предстоит привыкнуть). Но это будет в следующем году, а пока — аэроэкспресс везёт меня в Домодедово, а оттуда я полечу в дальние края, где лето, солнце и ламы. Ламы — офигенные.
tl;dr у меня лежит без дела хорошая ирландская гармонь, и я готов одалживать её на первое время всем, кто хочет научиться на такой играть. Подробности ниже.
Друзья!
На картинке — моя гармонь, на которой я играл с 2009 года. Строй B/C, басовая раскладка — Burke layout. Коробка и механика в основном от Hohner Erica, родные хонеровские языки заменены на хорошие итальянские. Она лёгкая, удобная, отзывчивая — идеальный ученический инструмент, да и как не-ученический тоже норм. Делал Michael Usui из Флориды. Звучит очень достойно — вот это, например, записано на ней:
Однако, этим летом другой мастер наконец доделал мою давно заказанную гармонь более высокого класса (трёхголосый Bertrand Gaillard), я её забрал и теперь играю только на ней — а старая, увы, лежит без дела. Продавать не хочу — и жалко, и пригодится ещё, но что хороший и редкий инструмент пылится — это непорядок.
Поэтому.
Я готов одолжить свою гармонь любому, кто хочет научиться на ней играть, с целью заценить и понять, надо ли оно вам. Если понравится — купите свой собственный инструмент, а этот вернёте мне. Если не понравится — просто вернёте.
Условия:
возврат инструмента в любой момент по первому требованию
если требования нет, то срок — до 3 месяцев, можно продлить до 4-5 если вы хотите продолжать играть и уже решили купить себе собственный инструмент, но ещё не успели
за вас должен ручаться кто-то из известных отечественных ирландских музыкантов. Из москвичей — Шимчук, Караваев, Исаев, Бурмистров, Расколенко, Байрамов, Ливанов, Московскова, такого рода люди (если кого забыл — не обижайтесь, я не со зла). В Петербурге подойдёт ручательство Евгения Викки, в Киеве — Андрея Яковенко, в Минске — Павла Сороколетова.
если за вас некому ручаться, а гармонь хочется — вы можете внести залог в размере $1500. Это чуть больше, чем такой инструмент стоит. Вернёте гармонь — верну залог :)
инструмент не продаётся: если вы вдруг посчитаете, что если вы оставили мне залог, то возвращать гармонь уже необязательно — я буду очень недоволен. Не делайте так.
Никакого финансового интереса у меня в этой затее нет, просто хочу, чтобы тема двигалась.
Пишите в почту на me@breqwas.net, или в ВК на vk.com/breqwas.
Внезапно, вчера отнаблюдал на референдуме по местному самообложению в селе Осиново республики Татарстан, в получасе езды от Казани, в рамках выезда Голоса на т.н. «единый день референдумов» в РТ. Это мои тринадцатые выборы.
Дисклеймер для незнакомцев, пришедших по ссылкам: я рассказываю то, что видел и слышал, так, как понял и запомнил. Я могу ошибаться или что-то путать. Это частные заметки в личном блоге.
Вы об этом ничего не знали, но вчера почти везде в Татарстане (кроме крупных городов) прошли местные референдумы о самообложении граждан. Почти в каждом населённом пункте проходил свой маленький референдум о том, чтобы собрать (помимо налогов и коммунальных услуг) дополнительные 100-200-300 рублей с каждого жителя на местные нужды: освещение, благоустройство, дороги.
Суть, однако, не в том, чтобы стрясти с граждан ещё денег: в республике действует программа, по которой на каждый рубль, собранный таким образом, правительство РТ добавляет четыре рубля из республиканского бюджета, и каждый собранный с граждан миллион превращается в пять. От исходного миллиона, заметим, некоторая часть уйдёт на собственно организацию референдума, а значит в итоге республиканское «кредитное плечо» ещё больше.
В чём смысл финансировать дорожное строительство в сельской местности вот так, а не напрямую из республиканского бюджета — неизвестно, но есть теория, что задача состоит в уводе денег из-под публичных тендеров на строительство дорог на не очень публичный и слабо контролируемый уровень сельсоветов.
Такие референдумы проходят в Татарстане без лишнего шума каждый год, и до недавних пор они даже не вводились в ГАС Выборы — и только сейчас, стараниями Голоса, о них вообще начал кто-то узнавать. Каждый отдельный референдум — очень маленький, уровня населённого пункта, от одного участка до пары десятков; всего таких референдумов вчера прошло 851. На три из них Голос прислал наблюдателей, в том числе на референдум в селе Осиново: из шести участков мы «закрыли» три самых крупных, чтобы проследить за волеизъявлением граждан по вот какому вопросу:
Согласны ли Вы на введение средств самообложения в 2017 году в сумме 200 рублей с каждого совершеннолетнего жителя, зарегистрированного по месту жительства на территории Осиновского сельского поселения, и направлением полученных средств на решение вопросов местного значения по выполнению следующих работ:
1. строительство, ремонт и содержание уличного освещения;
2. строительство, ремонт и содержание автомобильных дорог в границах поселения, покупка инертных материалов;
3. строительство и ремонт объектов внешнего благоустройства территории, в том числе покупка строительных материалов и малых архитектурных форм для этих целей;
4. изготовление сметной документации, осуществление строительного контроля.
Каждый, кто имел дело с местными выборами в России, прекрасно знает: на них никто не ходит. Типичная явка — 10-20%, в основном это бабушки и дедушки, которые дисциплинированно явились на участок, получив в почтовый ящик «приглашение», или к которым комиссия пришла с урной сама. Выборы у нас признаются действительными при любой явке, поэтому это никого не волнует: выиграл кто надо — и ладно.
Это, однако, были не выборы, это был референдум. Референдум признаётся состоявшимся только если в нём приняли участие хотя бы 50% плюс один избиратель, а если нет — то нет. И на этих вот самооблагательных референдумах по всему Татарстану была стабильная явка 52%, на любом участке. Тем не менее, когда в прошлые разы коллеги из Голоса наблюдали на них, демонстративно весь день считая явку — она магически возвращалась на этих участках к своим естественным значениям, и референдумы (это были совсем маленькие, на один участок) были признаны не состоявшимися.
Поэтому нашей задачей в этот раз было отследить явку.
Всё как обычно. Школа в пригороде Казани (Осиново называется селом, но фактически там микрорайоны), видавший виды коридор, столы, стенды, приклеенные на скотч флаги, комиссия из учительниц этой же школы, председатель — учитель биологии. Когда избирателей нет — проверяют тетрадки и чешут языками, на русском и татарском вперемешку.
О моём появлении было известно заранее (списки наблюдателей теперь подают за несколько дней до выборов), и комиссия решила устроить образцово-показательный день голосования — настолько, насколько умела. Умела, конечно, так себе, и докопаться до разного рода мелочей можно было, но задачи я себе такой не ставил, а ставил другую: пересчитать по головам всех избирателей до единого, не отлучаясь с участка ни на минуту.
Избирателей было шиш с маслом. Дедушки, бабушки, иногда бабушки с внуками и мамы с детьми. Многие приходили с паспортом супруга, или с целой пачкой паспортов на семью, на что комиссия, опасливо косясь на меня, отвечала, мол — нет, только за себя, а избиратели недоумевали. Почти все вообще не в курсе, что за референдум, и пришли только потому что «приглашение» в почтовом ящике. Одна, бабушка, впрочем, выйдя из кабинки для голосования, начала рявкать на председателя — мол, ты чё опять деньги собираешь?»
Участок как участок, в общем.
Из забавного: я, как знакомые в жизни знают, ношу бороду. Ну, как ношу… Она сама растёт :) Для продвинутой публики я с этой бородой попадаю в типаж «бородатого одмина» (хотя я не «админ», а «разраб»), старшее поколение (избиратели у нас в Хамовниках, например) считает, что похож на священнослужителя. Как-то раз на выходе из 31 троллейбуса на остановке «Зачатьевский монастырь» какой-то дядька спросил, не батюшка ли я.
Вот, вчера был ещё один вариант: директор той школы («татарская гимназия»), дядька с внешностью тренера по вольной борьбе, который в течение дня на участок заглядывал и со мной тоже ещё с утра познакомился, в какой-то момент подошёл и осторожно так поинтересовался — вы, мол, простите за бестактный вопрос, но какой вы веры? Никакой, говорю, атеист, а что? «Ну, борода у вас просто такая… Странно, думаю, вы вроде на вид русский, а вроде и мусульманин, вот всё думал — спросить, не спросить…»
И объяснил, что такие бороды у них там носят мусульмане. И не просто мусульмане, а мусульмане приезжие и/или экстремистского толка, такие что потом в ИГИЛ едут. «Вы вот видели, бабаи голосовать приходили, у них тоже борода, но коротко подстрижена, вот такая вот, а длинную у нас никто не отращивает, только те…»
Вот так я и узнал, почему на входе в казанское метро меня три раза из трёх тормозила полиция с просьбой пропустить рюкзак через рентген. :)
Всего на участок из почти трёх тысяч избирателей за день пришло около 350 человек. Ещё 55 бюллетеней было от проголосовавших досрочно, и 47 — от проголосовавших на дому. Правда, с надомного голосования все до единого бюллетеня вернулись с галкой «за», и в среднем выездная группа тратила меньше пяти минут на адрес… Но, впрочем, при итоговой явке в 16% (на участке, где всегда было 52%, ага) это уже не имеет значения.
Посчитали голоса (гласно и открыто, почти строго по процедуре из ст. 68 закона об основных гарантиях), получили результат примерно 350 «за» и 100 «против» на участке на 2.8 тыс избирателей.
Тем временем, пока у меня всё было тихо-мирно и достаточно чисто, на соседнем участке, который тоже был «закрыт» хорошим, опытным наблюдателем (но, увы, в статусе «представителя СМИ», у такого меньше прав), комиссия почему-то решила вбросить. С его слов, они (судя по всему) где-то заныкали двести неиспользованных бюллетеней, погасили оставшиеся неиспользованные не считая, а урны вскрыли до подсчёта по спискам избирателей. И на подсчёте добавили эти две сотни к «за» и «против» в какой-то пропорции.
«Но как это возможно, в присутствии-то наблюдателя?», спросите вы. А очень просто!
Требование про подсчёт по списку избирателей до вскрытия урн было проигнорировано. На «подсчёт рассортированных пачек бюллетеней перекладыванием по одному» — согласились, но делали это молча. Наблюдатель насчитал 120 (всё же на виду), они объявляют — 240, и вносят это в протокол. Что хочешь, то и делай.
Смысл этой деятельности при этом остался совершенно неясен: так они подняли явку с 400 человек до 600, на участке из 2800. Вот для чего? Чтобы что?
Как я уже не раз писал в постах про выборы, самое тяжёлое и неприятное в наблюдении — когда на вид хорошие и добрые люди на самом деле не такие. Моя комиссия была мила, приветлива и открыта, а секретарь постоянно пыталась меня накормить и напоить — вполне, кажется, искренне. То чаем с плюшками, то картошечкой, то супом горячим («настоящий! татарский! у себя в Москве такого не попробуете!»). А я уже после трёх часов мониторинга явки точно знал, что никаких 52% там нет и никогда не было, а значит эти милые люди годами умышленно фальсифицировали выборы.
И ведь это учителя. Они учат детей.
Плюшек их я не брал. В основном потому, что если хочешь 16 часов не выходить из помещения, то лучше не есть и не пить. Но и потому, конечно, что делить с ними хлеб-соль как-то совсем не хотелось.
Ещё днём, когда уже всё было понятно про явку, я сказал — мол, не состоится, похоже, референдум. «Ничего страшного», ответила мне председатель, «через неделю проведём ещё раз», имея в виду, что их, несчастных учителей, опять заставят вместо выходных горбатиться.
Может и проведут, но на этот раз действительно не состоялся. Вот данные на сайте ЦИК Татарстана, общая явка — 33%. Мой участок был 1539; ещё два УКР, на которых были наблюдатели, вы легко определите по проценту явки. На оставшихся трёх комиссии недрогнувшей рукой нарисовали всё как обычно.
Так и живём.
Так странно. Три наблюдателя «сорвали» целый референдум, и один из этих троих, типа, я. Такой звёздочки на фюзеляже я ещё не рисовал.
И вот если кто-то сейчас начнёт морализаторство про «атата, бедное село теперь не получит финансирование», то напоминаю, что мы просто проследили, что волеизъявление граждан проходит так, как ему положено происходить. Россия есть демократическое правовое государство, или по крайней мере должна таковым быть. Все вопросы — к правительству РТ, которое устраивает сотни фальшивых референдумов каждый год.
И ещё хочу сказать спасибо Голосу и координатору Александру grezev Грезеву за организацию выезда. Наблюдение, которое реально может что-то поменять, кроме строчек в протоколах — самое крутое наблюдение. Надеюсь, что ещё встретимся.
Как любой русский, я привык думать, что памятник, который русские себе поставили в Берлине — это воин-освободитель в Трептов-парке: русский солдат с героическим лицом держит на руках спасённую немецкую девочку, вот это вот всё.
Нет. Наш памятник самим себе — это стена. Унылый уродливый бесконечный забор из бетонных блоков. Мы вообще любим заборы — на даче забор, вокруг газона забор, на кладбище вокруг каждой могилки забор, вот и в Берлине он. И не чтобы от чужих обороняться, а чтобы свои не разбежались.
Теперь это памятник, и вряд ли можно придумать памятник позорнее. И поставили мы его себе сами.
В Москве около Сахаровского центра стоит один бетонный блок оттуда, в качестве монумента. Он уродлив настолько же, насколько и остальная стена — и потому как-то даже и не верилось, что вот это — оно, что нет в монументе некоего художественного преувеличения. Нет, нету, всё так. Кроме разве что того, что не передать одним блоком унылости и безнадёги забора, который тянется на сколько хватает глаза, и через который нельзя пройти. Никак, никогда.
Наверное, очевидно всё это, но пока сам своими глазами не увидел эту полоску блоков, перегораживающих город — не думал про это.
Сходил и в Трептов-парк к воину-освободителю. Величественная скульптура, огромный мемориал, прямо как на фотографиях. Но…
Там никого нет. Может я пришёл в неудачное время (вечер буднего дня), но — вы часто видите, чтобы в центре города на огромной площади никого не было? Буквально, совсем никого?
А ещё он не освещён. Ни сам мемориал, ни парк вокруг. Когда спускаются сумерки, остаётся только окружённая лесом неосвещённая площадь и тёмная фигура на фоне засвеченного городом неба. Своего собственного фонаря воин-освободитель не заслужил.
Не так я это себе представлял, ох не так.
Ещё в Берлине тротуары невиданной красоты. Поначитавшись младоурбанистов типа Каца и Варламова, я стал такие вещи замечать. Вот как так выходит, что на любой улочке Берлина тротуар сделан аккуратнее и интереснее, чем в Москве на свежеотремонтированной Тверской? На картинке к посту — не центральная улица, просто где-то в городе гулял, и если поднять камеру повыше — то разных элементов, из которых собран тротуар, будет уже не три, а семь-восемь. Вот как они так умеют, что пятиугольная плитка в тротуаре — это норма, а не выпендрёж ко дню города?
Но в целом, сейчас разница между Москвой и Берлином не бьёт в глаза так, как наверное била лет пятнадцать назад — и мы жить стали сытнее, и Москва сильно похорошела в последние годы. Теперь разница между ней и западноевропейскими городами вся в мелочах: тротуары лучше, трамвай новее и с табло на остановках, этажность домов ниже, машины паркуются аккуратнее, пыли нет, воздух чище, вода в водопроводе вкуснее, etc, etc. А так-то всё то же самое, в Москве жизнь и в Берлине жизнь, довольно похожая наверное.
