О ценах на куриный бульон

У Лебедева тут вышел пост: «Куриный бульон и идеализм». Оттуда:

Все ребята, которые решали открыть честную кофейню и продавать чашку эспрессо по 20 рублей (ведь чашка кофе стоит 10 рублей, мы не можем обманывать наших покупателей, продавая им чашку по 100 рублей!), все они без исключения разорились через месяц-два. И в лучшем случае просрали свои накопления, а чаще проебали деньги родителей или глупых инвесторов.

Мораль: надо складывать два плюс два, а не пытаться выглядеть хорошим в глазах неизвестно кого.

Последние три недели я болтаюсь по Южной Америке. Тут почти везде жарко или очень жарко, и самый ходовой товар на улицах — бутилированная питьевая вода. Ещё бывает пакетированная, но я ей не доверяю, да и удобнее с бутылкой, чем с полиэтиленовым пакетиком. Воды нужно много, несколько литров в день, запаса с собой не потаскаешь — и неудобно, и греется она на солнце, а хочется прохлады. Приходится покупать.

Вот, скажем, Гуаякиль. В аэропорту Гуаякиля в кафе в зоне прилёта пол-литровая бутылка негазированной питьевой воды стоит $2.70 (в Эквадоре нет своей валюты, в ходу наличные доллары). В киосках на набережной и на людных улицах та же бутылка стоит $1. В супермаркете они продаются по $0.65, плюс-минус. В уличных торговых автоматах (видел на набережной и ещё где-то) — $0.50.

А ещё в Гуаякиле — как и в Лиме, Кали, Медельине, Картахене и, наверное, многих и многих других латиноамериканских городах — есть уличные торговцы водой. Бедно одетые ребята с пенопластовыми коробками на плечах, в коробках — лёд в запечатанных пакетах (в качестве хладагента) и бутилированная вода. Они везде, и их хорошо слышно: «El-agua-agua-agua!». В Гуаякиле уличные торговцы просят за бутылку $0.50 или меньше, вплоть до $0.25.

Та же самая вода. В тех же самых бутылках. Тех же марок. На тех же самых улицах. Запечатанная, заводского производства, без обмана.

Какая у этих бутылок закупочная цена — не знаю, и бог бы с ней. Интереснее другое: если когда в Гуаякиле на волне урбанизма запретят коробейников (потому что шумят, портят пейзаж, не платят налогов) и эти торговцы водой исчезнут, сколько станет стоить вода в киосках и автоматах? И как скоро какой-нибудь местный алчный капиталист достопочтенный дон начнёт рассказывать в уютном бложике, что брать меньше киоск не может в принципе, и что всякий, кто пытался — разорился через два месяца?

В кафе у самого Лебедева бутылка питьевой воды стоит три доллара с небольшим.

Техническое: трансляция в ЖЖ

Как выяснилось, я часто правлю посты после публикации — старые не трогаю, но в новых в первые сутки-двое то тут слова переставлю, то там запятую пропущенную верну. Я, в принципе, знал что это так, но не знал, насколько.

Когда я был только в ЖЖ, это было нормально. Сейчас же приходится вручную вносить правки и в блоге, и в ЖЖ-копии, и это неудобно.

Поэтому, начиная со следующего поста, в ЖЖ-трансляции останется только заголовок, картинка и ссылка. Может быть я со временем сочиню скрипт, который будет подтягивать свежие правки, но пока — так.

Edit: впрочем, чего это я. Сам же пишу: «в первые сутки-двое». Отбой, трансляция в ЖЖ останется как есть, но с лагом в двое суток :)

Гиермо Родригес, сапожник из 13 округа Медельина

Можете вы себе представить, что незнакомец, которого вы только что встретили в очереди в маршрутку, зовёт вас в гости? Вот, знакомьтесь: Гиермо Родригес, сапожник.

Ну то есть вообще-то мы с Арицем, ещё одним туристом из Европы, просто хотели сходить «на эскалаторы». Уже много лет мэрия Медельина практикует такой метод развития «стрёмных» территорий: посреди дикого квартала, или стрёмной трущобы, или ещё какого-то места, куда без большой нужды никто не пойдёт, строится что-то крутое и урбанистическое, с целью включить зону в жизнь города и придать ей осмысленности. Как ни странно — работает. Подробнее можно почитать например у Варламова.

И вот «эскалаторы» — одна из таких крутых штук. Теоретически, они строились, чтобы жители находящиейся на крутых холмах очень стрёмной трущобы «Comuna 13» могли легче перемещаться по городу; практически же получился туристический аттракцион: виды на город с вершины того холма замечательные.

Вот туда-то мы и отправились — так, подняться, прогуляться по пешеходной дорожке, сделать пару фоточек и спуститься обратно до темноты. От последней станции метро до эскалаторов нужно ехать на автобусе. Уточнили у полицейского номер (двадцать пятый), пошли искать место посадки. Нашли, уточнили в очереди, точно ли это двадцать пятый автобус, и на какой остановке сходить, если надо на «лас эскалерас».

«Так мне как раз туда, я там живу!», сказал стоящий перед нами в очереди мужик. «Поехали, покажу дорогу! А вы откуда?»

Я был из России, Ариц — из страны басков.

— «То есть, испанец?»
— «Нет, я баск!»

И они углубились в дискуссию о том, чем отличается испанец от гражданина Испании, и почему-то в генеалогию королевских домов Европы. Тут я как-то отвлёкся, а когда доехали — выяснилось, что наш новый знакомый живёт как раз по дороге от автобусной остановке к эскалаторам, и предлагает нам провести экскурсию по району. Ну и в гости зайти, почему бы нет.

Пишу, и звучит как начало заметки из криминальной хроники, но нет.

Вот так, шёл на эскалаторах кататься, а попал куда совсем не ждал.

Гиермо — сапожник. Он делает обувь. Ремонтирует, конечно, тоже, но в первую очередь делает — и очень этим горд. Получается, на вид, неплохо.

— «А зачем ставишь лейбл адидаса? Ставь свой, хорошие же кроссовки, за такие не стыдно!»
— «Нее, адидас лучше продаётся.»

Ариц спросил, не пробовал ли он продавать свою «авторскую» обувь туристам (которых мимо его мастерской течёт прям много). Говорит что пробовал, на рождественские недели выставлял прилавок и всё такое, но — нет, не берут. Пару раз брали туристы-латиносы, а гринго — «сегодня он есть, а завтра его нет».

Помимо мастерской, у Гиермо есть куча детей. Сколько — я, признаться, не запомнил, сбился со счёта. На заглавной фотографии две девочки — его дочки, две других — племянницы. Ещё одну дочку, младшенькую, мама привела домой попозже, и заглядывала в гости другая мама с ещё одной дочкой, но у той второй мамы есть ещё дети, от него и не от него. «Я хороший отец! Я всех своих детей люблю, всеми занимаюсь, всем помогаю!» По тамошним меркам это и правда сильно лучше среднего.

— «И как, две мамы ладят между собой?»
— «Уф! :(»

Кроме своих детей, есть ещё ученик-подмастерье, паренёк лет пятнадцати. Помогает в работе, учится понемногу сапожному делу, бегает на посылках, за это получает одежду, еду и жильё у Гиермо дома. Любит футбол. Нас стеснялся, но посидеть и поговорить вышел. Ненадолго, правда: очень скоро Гиермо выдал ему денег и услал в магазин за продуктами, а потом на кухню, готовить.

— «А родители у него есть?»
— «Да, но нет.»

У Гиермо дома, в общем-то, все у него на посылках. Ещё когда мы гуляли по району, кто-то из местных отдал ему пару кроссовок в починку. Рядом болталась одна из племянниц, пакет с ботинками был выдан ей с наказом отнести в мастерскую. Потом, когда мы пили пиво у него в гостях, имевшиеся под рукой дети исправно бегали в холодильник за новыми банками и относили в мусор пустые. А когда только пришли, средняя дочка, Габриэла, получила наказ добыть из холодильника манго, нарезать его и принести гостям с двумя вилками. Принесла. Попробовали. Манго внезапно оказался солёным. :) Я переглянулся с Арицем, и осторожно уточнил, не напутал ли чего шестилетный ребёнок.

— «Конечно солёный, мы всегда такие фрукты солим!»

Как мне потом объяснила Андреа, мой CS-хост, те манго, что доезжают до России — они очень зрелые и очень сладкие, а в Колумбии их едят небязательно такими. И если манго ещё не очень мягкий и сладкий, то почему бы его не посолить?

Та же история, что с бананами, в принципе. Они в Южной Америке тоже бывают двух видов: жёлтые, для еды, и зелёные, для жарки. Жареными бананами меня угощали ещё в том году в Боливии, а в этот раз неожиданно вкусное пюре из бананов и консервированного тунца делал Марио, мой хост в Гуаякиле.

Жареный банан на вкус похож на жареный банан. Посоленный манго — на очень мягкую морковку.

В свободное от посылок время дети предоставлены сами себе, делают что хотят и гуляют как хотят, тем более что в школе каникулы. На вольном выпасе все, включая двухлетнюю Хулиану.

— «И не страшно тебе за них?»
— «А чего мне бояться? За Хулианой я в окно приглядываю, а остальные уже большие, пусть гуляют. Все же знают, что это мои дети. Вокруг все свои, если надо — помогут, дорогу покажут, домой приведут. А если чужой кто обидит, то он отсюда не уйдёт.»

Про «не уйдёт» — не шутка. Туристы туристами, а «Comuna 13» как была трущобой со своими порядками, так и осталась. Здесь больше не воюют герильерос и парамилитарес (парамилитарес и армия победили) и не делят влияние местные банды, но «своя атмосфера» никуда не ушла. Сапожная мастерская Гиермо, даром что стоит прямо на туристической тропе, нигде и никак не оформлена, но налоги он платит — не государству, конечно, а неким ребятам, которые смотрят за порядком в районе.

— «Это недорого, всего две пары кроссовок в месяц, зато меня не ограбят, и в случае каких-то проблем я всегда могу к ним обратиться. И это хорошо и для вас, туристов: вас тоже никто не ограбит. Ведь этим ребятам ваш мобильный телефон — мелочь. Деньги не в нём, деньги — в кокаине! А если тут будут грабить туристов, то что будет?»
— «Они не будут приходить сюда, и некому будет продавать кокаин?»
— «Да, но ещё — сюда придёт полиция, а зачем нам это надо? Мы свои проблемы решаем сами. Вот смотри сколько туристов, а ты тут хоть одного полицейского видел?»

И действительно: тот полицейский, у которого мы спрашивали номер автобуса у метро, был последним.

Я позже пересказал эту историю Андреа: она социальный работник, и хотя сама живёт в очень приличном районе, реалии «плохих кварталов» знает хорошо. Та всё подтвердила: да, как-то так жизнь там и устроена. Ну, за вычетом интересующихся кокаином туристов, которые есть далеко не везде.

— «А ты в Москве кем работаешь?»
— «Программист!»
— «Ооо, путинский хакер, который Трампа избрал!»
— «Я такой же путинский хакер, как ты колумбийский наркотрафикант!»
— «Круто!», встревает Ариц, «Я тогда баскский террорист из ЭТА! Отличная компания подобралась! :)»

И правда, отличная, прекрасно провели вечер. Так и сидели, пили пиво, болтали, рассказывали каждый про свою страну. Двери мастерской у Гиермо всегда открыты, и к нему заходили всякие люди — кто справиться про обувь, кто поболтать, кто просто мимо проходил. Сосед, иммигрант из Венесуэлы, задержался пообщаться с нами — так к Москве, Бильбао и Медельину добавился какой-то венесуэльский городок, названия которого я не запомнил. Всё спокойно и ровно, без нездорового интереса: вот — программист из Москвы, вот — сапожник из Медельина, вот — разнорабочий из Венесуэлы. Люди как люди.

И — нет, Гиермо от нас ничего не было надо. Он действительно просто хотел показать район и поговорить о всяком с залётными бородачами, которые приехали чёрт знает откуда чтобы посмотреть на его район и его жизнь.

«Габриела, а кто из нас двоих страннее разговаривает?», спросил Ариц одну из девочек — ту, что больше всех вокруг нас и вокруг папы вертелась. Та спряталась куда-то за папу, а потом смущённо так на меня пальчиком показала. Надо подтянуть грамматику :)

Можете вы себе представить, что незнакомец, которого вы встретили в очереди в маршрутку, зовёт вас в гости, и не потому что хочет вас наклофелинить? Я раньше не мог.

За день до того Андреа рассказывала мне, как трудно ей было привыкнуть к другим отношениям между людьми, когда она жила в Испании: в Колумбии все очень amigable (слово, которое в целом значит «дружелюбный», но она использовала в значении «желающий завести побольше дружб») а в Испании — нет, совсем не amigable. В Колумбии можно сказать тому, кто стоит за тобой в очереди в магазине, что «это не очень хороший хлеб, а вот тот — просто отличный, я на той неделе брала, и прямо очень понравилось», поговорить про хлеб, поговорить про жизнь, к концу очереди обменяться телефонами, на следующий день встретиться попить кофе, а потом стать друзьями на всю жизнь, а в Испании, когда после вечеринки она написала нескольким девушкам друзей её бойфренда, с которыми вроде бы хорошо провели время, ей из шестерых ответили две, и обе дали понять, что нет, им продолжение знакомства неинтересно.

Я слушал, и в историю про Испанию вполне верил (там, как я понимаю, отношение к латиноамериканцам так себе, расизм не хуже чем как у нас к таджикам), а про Колумбию — списывал на художественное преувеличение. Но на следующий же день со мной случилась ровно такая же, только вместо очереди на кассу — очередь в маршрутку. Когда я пересказал её Андреа, она в ответ пересказала мне пяток похожих, случившихся с ней, с её друзьями-колумбийцами или с заезжими каучсёрферами.

Я что хочу сказать: езжайте в Колумбию, ребята. Туристы в Колумбию поехали совсем недавно, десяти лет не прошло. Пройдёт ещё десять — и вот это всё уйдёт, а с людьми станет то, что с всегда становится с людьми в туристических зонах, будь то Барселона, Сочи, Куско или Картахена-де-лас-Индиас. Ловите момент.

От Гиермо разошлись затемно. Пока ждали автобуса, уточнили у какого-то дядьки, там ли мы этого автобуса ждём. Тот сказал, что не там, показал правильное место и спросил, откуда мы, как нам понравился район и что мы тут так поздно делаем. Пока отвечали, пришёл автобус. Садились со стойким ощущением, что если бы ждали ещё минут пять, то не дождались бы, а отправились и с этим новым знакомым искать приключений.

Хорошие в Колумбии люди. Душевные.

Новый год на сорок девятой улице

Новый год встретил в Колумбии.

Получив акцепт на запрос вписки у одного из хостов в Кали, я думал, что нашёл вписку, но нет. Вместо вписки меня ненадолго взяли в большую и, кажется, счастливую колумбийскую семью. Чёрт, как же хорошо праздновать новый год в большой и счастливой семье.

И, казалось бы, ничего же особенного не делали. Поднимали тосты; молились, взявшись за руки; танцевали под сальсу; ходили на улицу смотреть как соседи жгут чучело старого года. В Колумбии в эти чучела добавляют порох и петарды, и сгорает это чучело очень бурно. Девочки всех возрастов жгли во дворе одолженными у мальчиков зажигалками бумажки с новогодними желаниями, мальчики пили кто вино, кто виски, и вели неспешную беседу. Последние секунды старого года отсчитывали хором, а потом все обнялись, как после католической мессы. Дарили подарки. Знаете ли вы, как в Колумбии дарят подарки? О!

Все подарки складываются под ёлку в большую разноцветную кучу. Потом каждый берёт то, что хотел подарить, и начинает рассказывать про человека, которому подарок, но «наоборот». Я свои получил как «тот, кто встречал с нами каждое рождество и каждый новый год» и как «самый колумбийский колумбиец из всех кто здесь есть» :)

Так всё просто и так хорошо. Очень давно у меня не было такого счастливого нового года.

У нас таких семей теперь и не бывает, наверное — негде в постсоветской трёшке столько народу разместить, а если вдруг всё-таки разместились, то от тесноты все сходят с ума и живут как пауки в банке. А тут — первый этаж большого дома, три ванных, не упомню уж сколько комнат, гостиная, два парковочных места. Если так, то и действительно, почему б всем вместе не жить? Родители, двое сыновей со своими девушками, две дочери, у старшей из них уже свои дети-подростки. Места всем хватает. Спросил, сколько стоит жильё — говорят, что вот этот свой первый этаж дома они снимают за миллион колумбийских песо в месяц, что-то около двадцати тысяч рублей.

В доме присутствует отчётливый дух здорового патриархата. Вернее, хм, даже не столько патриархата, сколько чётких гендерных ролей. Готовят в доме женщины — все вместе, в три поколения, и умудряются не поругаться. За стол первыми садятся мужчины, а жещины сначала подают еду им, а уже потом садятся сами (не только за праздничный стол, в обычные обеды и ужины тоже). Когда мой ровесник Леонардо говорит своей девушке Каролине «сделай мне, пожалуйста, бутерброд», та встаёт и идёт делать (хотя я ожидал не этого). Когда сидящий в кресле отец семейства просит старшую дочь налить ему виски со льдом, а та занята, она не отказывает, а просит сестру налить папе виски.

Я это сейчас пишу, и звучит как адский домострой, а там это было как-то совершенно естественно, хоть и очень непривычно. Никто никого не строит, не подавляет, не унижает, просто всё так, как оно есть.

Основные деньги, как я понимаю, в дом приносят мужчины.

Ну и в порядке шутки, про парковочные места. Помните как всякие варламовы любят гнать на автомобилистов в духе «в квартире у себя свою повозку ставь»? Ну, вот. Всякое я видел, но чтобы в одном помещении кухня, гараж и гостиная — это впервые. :)

«Г»: гостеприимство

Сегодня с утреца делал вот эту фоточку в парке Loma de la Cruz, что в Кали. Пока выбирал ракурс и всё такое, ко мне подвалил какой-то хмырь, явно уже упоровшийся с утра пораньше, и полез обниматься. Предлагал вечную дружбу, помощь в любых начинаниях и кокаин.

Здравствуй, Колумбия! Тут нескучно.

Пирожки и эвкалипты

Диего, мой хост в Кито, когда я его спросил, почему он начал приглашать к себе домой путешественников, задумался, и выдал следующее:

«Вы, иностранцы, по-другому на всё смотрите. Вот фонарный столб стоит, я его сто раз видел, ничего в нём такого. А вы в любой ерунде что-то интересное и удивительное находите. Я с вами смотрю, и тоже дивлюсь. Может тоже начну фонарные столбы фотографировать, как вы все. Ты фотографируешь фонарные столбы?»

«Нет,» говорю, «я фотографирую канализационные люки!»

И показываю вот эту фотографию, я её ещё хотел отдельным постом выложить. Везде в мире пишут на муниципальных люках, заборах и информационных щитах: «муниципалитет такой-то», «Municipalidad de Algo». Кое-где в испаноязычном мире пишут: «Ilustre Municipalidad de Algo», «Пресветлый муниципалитет такой-то». А в Гуаякиле, значит, пошли ещё дальше: «Muy ilustre», «очень пресветлый». Ну интересно же!

«Да, я примерно это и имел в виду».

Ну или пирожки. Есть на свете две самых вкусных еды: чебуреки (т.е. жаренные во фритюрнице пирожки с тонким тестом) и пицца. Вот в Гуаякиле всё понимают про самую вкусную еду, поэтому здесь на улицах продаётся убер-еда: жареные пирожки с начинкой «пицца», 25 центов за пирожок. Теперь, когда меня будут расспрашивать про Южную Америку, так и буду рассказывать: далеко-далеко, там где река Гуайяс впадает в Тихий океан, стоит город Гуаякиль, и в этом городе поняли про еду всё.

«Неправда», говорит Диего, «в Кито пирожки вкуснее».

Вкуснее или нет, но что тоже очень хороши — это правда.

Осознаём ли мы, как много потеряли, когда с московских улиц лет пять-семь назад полностью извели ларьки с фритюрницами? О шаурме было кому плакать, да и выжила она, но кто поплачет о чебуреках? о жареных пирожках с картошкой? о беляшах? о куриных ножках в тесте? Они исчезли, и как будто бы никто не заметил.

«И вот за такой ерундой вы так далеко едете».

Ну не только за такой, конечно. Ещё за тем, чтобы посмотреть на город Кито, который так близко к небу, что облака гуляют прямо над головой, а иногда и ниже. За тем, чтобы пройтись по парку среди эвкалиптов дождливым днём. Знаете ли вы, как пахнет лес из мокрых эвкалиптов? Я не знаю, кто те добрые люди, что догадались засадить все Анды эвкалиптами, но я им благодарен.

Хотя, конечно, да. За ерундой.

В Эквадоре неплохо. Туристу, по крайней мере. Когда-нибудь вернусь и попутешествую здесь по-настоящему.

Гули-гули-гули

Тем временем в Эквадоре. Вот идёшь ты такой вдоль речки, видишь — какая фигурка интересная! Посадили дракончика на набережную, какая милота! Подходишь сфотографировать, а оно на тебя — зырк!

Ой.

После такого когда видишь статую игуаны ростом с дерево, то и к ней подходишь с большой опаской:

Или, скажем, заходишь в парк. Вот как у нас? Есть голуби, есть воробьи, их можно кормить крошками и картошкой из макдональдса. В Гуаякиле тоже есть парк, и тоже есть голуби, но вместо воробьёв игуаны. Вот, скажем, на газончике:

А вот на веточках расселись, вместе с голубями («when you see it, you will shit bricks» (c)):

Можно даже покормить чем-нибудь:

Ну чем не воробушки.

Трухильо

В следующем после Лимы городе, Трухильо, довелось посмотреть на жизнь в том «частном секторе» изнутри: мой CS-хост жил вот примерно там.

Я люблю каучсёрфинг именно за такие штуки: за соприкосновение миров, которым в целом соприкасаться не положено. Хосе — бухгалтер, раньше работал на крупную компанию, сейчас фрилансит тут и там («приходящий бухгалтер», так это у нас называется?). Живёт вот в этом мутном недострое на склоне холма на окраине города. Никогда не был за пределами Перу, не знает ни слова по-английски, но вот однажды набрёл на какую-то фейсбук-группу «мой дом — твой дом» и в неё вписался. Оттуда к нему приехали погостить какие-то колумбийцы, и рассказали, что вот кроме группы есть ещё такая приложенька на телефон, где со всего мира люди. Тот поставил и стал приглашать кого попало. Из не-латиносов я оказался первым.

Какие вопросы нужно задать про далёкую страну, если ты там никогда не был (и вообще нигде не был), чтобы понять, какая там жизнь? Есть ли такие вообще? Хосе расспрашивал очень прилежно: какие у вас, русских, дома? что вы едите? что делаете в свободное время? какая погода? бывает ли тепло, или всегда холодно? многие ли путешествуют по миру, как ты? все ли такие же высокие, как ты? а бороды многие носят? как у вас одеваются? много ли зарабатывают? какие есть русские машины? какое на вкус русское пиво? какие у вас девушки — такие же как здесь, или другие? Я рассказывал как мог, но получалось, кажется, как с теми средневековыми миниатюристами, которые рисовали слонов по описаниям.

Жизнь в этих пыльных кварталах, конечно, так себе. Электричество и вода, действительно, есть — но вода подаётся два часа в сутки. Хочешь больше — ставь цистерну, насос и делай подачу воды из цистерны. Хочешь горячую воду — ставь бойлер или проточный нагреватель. У Хосе бойлера нет и не планируется, у всех душей и кранов только одна ручка. Дом недостроен, окна гостевой комнаты заколочены фанерой, лестничная клетка смотрит куда-то в небо, на крыше (которая будущий пол третьего этажа) сушится бельё и можно пить пиво на свежем воздухе, подпирая спиной кирпичную кладку. «А что если дождь? Потечёт же вода по лестнице в дом» — «Так у нас не бывает дождей обычно». Ну да, пустыня, всё та же.

Спросил, почему его дом и почти все дома вокруг недостроенные. Говорит, что некоторое время назад дождь в городе всё-таки случился, какого никогда не бывало, и всё смыло. Поэтому сейчас идёт реконструкция, дома строятся, вот и асфальта на его улице тоже нет, но скоро сделают. Через два года он свой дом достроит, будет два жилых этажа, гараж и веранда. Ну, может и достроит, но уж слишком много я видел в городах Перу и Боливии таких вот вечно недостроенных кварталов.

При мне Хосе пришёл запрос от какого-то украинца. Тот писал, что вырос в Киеве, живёт напополам между Киевом и Крымом (несмотря на конфликт с Россией), видел все революции в Киеве за последние двадцать лет и может порассказать. «Что такое Крым? Это город?», спрашивал меня Хосе, когда я худо-бедно перевёл ему всё это с английского. «Украина — это рядом с Россией? А почему там была революция? А Киев — это в России или на Украине?»

Очень, очень далеко Россия от Перу. И от квартала Эль-Порвенир на севере Трухильо как-то особенно далеко.

В день, когда я приехал, в доме у Хосе сломалась вода, мыться мы ходили к соседям. На следующий день тот позвал двух хлопцев с инструментом, которые весь день что-то долбили, и к вечеру вода пошла. После душа пошли на крышу пить пиво, хлопцы поставили с мобильника музычку.

Музыка — наверное, единственное что примиряет со здешней действительностью. Она всё время где-то рядом — в магазине у кассы, из динамика в «бизнес-классе» автобуса, из окна соседнего дома, из мобильника пьющих пиво работяг — местная попса, сладкоголосая и жизнерадостная до невозможности. Я не знаю, что это за особый сорт мажора, но от него начинает пружинить шаг, губы расплываются в улыбке, на деревьях расцветают цветы, а рано растолстевшие тётки на улицах превращаются в знойных латина-красавиц. Я хочу себе такую попсу!

Больше я из этой части Перу себе, наверное, ничего не хочу.

Трухильо — не Лима, поэтому там безопасно и днём, и ночью — так сказал мне Хосе, и до автовокзала я пошёл пешком. Так и шёл через вечерний город — мимо перекрёстков с гудящими машинами, мимо лотошников, продающих шашлык и дешёвые обеды, мимо куч мусора, который ветер носит туда-сюда, мимо много лет как недостроенных домов и кварталов. Из Перу я уезжал, и не жалел об этом совершенно.

Автобус, который должен был меня увезти, опоздал на четыре часа. Латинская, блин, Америка.

И ещё Лима: о стихийной кооперации

Да, и ещё одна сценка из метро Лимы очень запомнилась.

Представьте себе любой загруженный метрополитен мира, и станцию, на которой многим надо войти, а многим — выйти (но не всем). Как это обычно происходит?

Сначала выходят выходящие, входящие их пропускают. Если в вагоне у дверей был кто-то, кому выходить не надо, он всё равно выходит, чтобы дать дорогу остальным, и встаёт перед входящими, чтобы потом вернуться в вагон первым. Когда из вагона вышли все кто хотел, в него начинают входить те, кому надо войти. Возможны вариации, но в целом всё работает плюс-минус так.

Но не в Лиме. В Лиме никто никого никуда не пропускает. На загруженной станции две толпы, снаружи и внутри, успевают устроить бой стенка-на-стенку, намять друг другу бока и громко поругаться (!), но вот войти и выйти — нет, успевают не все. Кто-то остаётся ждать следующего поезда, а кто-то и едет до следующей.

Кто вам скажет, что русские не умеют в порядок, организованность и стихийную кооперацию — скажите ему, что он врёт, и ссылайтесь на меня. Если посравнивать, то всё мы умеем, оказывается.

Лима

Иногда проще показать, чем рассказать. Смотрите какое я кино записал:

Это — Лима, столица Перу. Здесь живёт одиннадцать миллионов человек.

Нет, она конечно не вся такая, я прицельно снимал трешак. Есть в городе богатые районы, где всё утопает в зелени, водители аккуратно водят и не гудят в клаксоны, а на улицах полно иностранных туристов и можно гулять даже ночью. Есть и просто средние, где массово строятся многоэтажки (как уверял меня Нино, мой CS-хост, «это банки отмывают кокаиновые деньги»). Но на этих холмах, так похожих на бразильские фавелы, живёт много миллионов человек, и лицо города — они. Они, и ещё запруженный гудящими машинами пыльный и грязный центр.

Это, однако, не фавелы в полном смысле слова: там бедно, но без какого-то особого ада. Свет везде есть, вода и канализация тоже, постройки в большинстве своём «легальные» — улицы имеют имена, дома — номера, люди — документы и школьное образование. Просто частный сектор, фактически. В большинстве из таких районов, в принципе, вполне безопасно: в Лиме есть кварталы, куда гринго лучше не соваться даже днём, но они ближе к центру, а эти — по окраинам.

В один из таких я вместе с Нино съездил: в городе есть линия метро, единственная, которая соединяет центры и эти вот окраины. Сели в центре, сошли на конечной (оттуда заглавное фото). Погуляли, поели в какой-то из местных как бы столовых, запили инка-колой (на вкус — один в один наш «Буратино»), купили фруктов на рынке (отличных, дёшево), поехали обратно. Люди как люди, район как район, только бедный и мусора много. И ещё пепелацы трёхколёсные очень смешные всюду снуют. Как сказать по-русски «gut feeling», чтобы было не «жопой чую»? Вот мой gut feeling говорит, что опасности там нет.

И это те самые «трущобы Лимы», которыми меня так пугали? Ну то есть невесело это всё, но не ужас-ужас же. Интересно, вот все эти люди, которые в интернетах и путеводителях стращают людей этими холмами, они сами-то там были?