Метка: bolivia

С Исла-дель-Соль отправился на юг страны, в Уюни. Это очередной пыльный унылый городок, и точка, из которой стартуют поездки по одному из самых необычных мест, что тут есть: гигантскому солончаку Уюни.

Места — инопланетные. Когда-то здесь было солёное озеро, но оно высохло, а соль осталась. Как у любого озера, тут есть берега, где соль едва-едва прикрывает камни, и есть глубина, где её много и жирно. Есть в озере и остров — поднимается среди соляной глади каменная скала, на скале растут кактусы. Сюрреалистичное зрелище: стоишь ты на острове посреди озера, но вода белая, твёрдая, и на ней запаркованы джипы. Как на льду, только это не лёд.

После дождя солончак чуть притоплен рассолом, из которого получается идеальное зеркало, в интернете много фотографий. Но наша группа там была в сухую погоду: солончак был бесконечной белой равниной засохшей соляной корки с характерным рисунком выпуклых трещин. Кое-где под коркой кармашки с жидким рассолом — нечасто, но провалиться можно. Трещины хрустят под сандалями. Положил крупинку на язык — ну да, соль, а чего я ещё ждал.

В другой части солончака, где чуть мокрее, трещин нет, а есть бесконечное поле из белой глазури. Можно отойти подальше от колеи, по которой идут джипы с туристами, лечь на спину и лежать. Справа глазурь, слева глазурь, вверху небо. Хорошо.

Ночёвка — в домике из соляных блоков, скрепленных соляным раствором. Кровать из цельного куска соли. Лизнул стену — да, солёная. Нет, ну серьёзно, чего я ждал? :)

Дальше — ещё на юг, в края, граничащие с чилийской Атакамой, и очень на неё похожие. Аллеи камней, пустыня с сухими вениками, лагуны с фламенко (больше и розовее!), горячие источники (горячее), гейзеры (пожиже чилийских, но тоже вонючие).

И ещё ламы. Лам много, но их не то что потискать — сфотографировать вблизи нельзя. Лама, к которой ты прёшься с этой целью, поворачивается к тебе жопой и грациозно уходит есть траву куда-нибудь подальше. Будешь упорствовать — будешь оплёван (я не упорствовал). Ах-ах, ну почему всё прекрасное можно смотреть только издалека.

В долине гейзеров увидел снег, почуял, что голову опять ведёт, и посмотрел на альтиметр в телефоне. GPS показывал 4863 метра, что несколько выше Монблана, высочайшего пика Альп. А я вроде ничего и не делал, чтобы так высоко залезть. Ну может быть одну таблеточку от «горняшки» выпил.

Открыл флакончик с кремом от солнца. Флакончик решил, что он теперь тоже лама, и в меня плюнул.

В первый раз он в меня плюнул в первый день в Ля-Пас: полупустой флакон был закрыт на уровне моря, а открыт (крышкой к себе и вниз) на высоте 3.6 км. Вот на разницу в давлении кремом и плюнул, дерзко так. Потом история повторилась на старте тура по «дороге смерти» (+1 км), после возврата с дороги смерти (+2.5 км), и вот в долине гейзеров ещё раз. Приучиться открывать флакончик крышкой вверх так и не получилось.

Ещё близ Уюни есть кладбище поездов. В самом по себе в нём нет ничего криминального: ну устроили свалку из старых вагонов и локомотивов, делов-то. Но уж больно хорошо эта свалка иллюстрирует состояние железнодорожной сети в южной Америке.

Железнодорожной сети в южной Америке нет. Раньше — была, а сейчас остались жалкие огрызки: электричка от Чияна до Саньтяго в центральном Чили, какие-то грузовые перевозки на севере. Линия Оруро — Уюни — Туписа в Боливии, с пассажирскими поездами четыре раза в неделю. Рельсовый автобус Потоси-Сукре два раза в неделю, который идёт восемь часов, хотя «такси компартидо» доезжает по дороге за два с небольшим. Какие-то пассажирские маршруты в Аргентине — но, например, до Барилоче или Мендосы (где я в том году с тоской бродил по заброшенной железнодорожной ветке) уже не дотягиваются.

А ведь когда-то всё было. Была сеть на весь континент, были поезда из столицы в столицу, от океана к океану — но всё прохлопано. Не ремонтировали, не развивали, не модернизировали — и всё рассыпалось, только старые паровозы кое-где в качестве памятников стоят, и ржавеющие одноколейные пути из окон автобуса виденеются. И не восстановится это всё уже никогда: если у нас любая новая железнодорожная ветка строится не сама по себе, а в контексте сети с размахом от Лондона до Шанхая, то в южной Америке это будет способ возить людей и грузы из точки А в точку Б, и никуда больше.

Поэтому по ржавым поездам, стоящим на никому не нужных рельсах, лазают туристы, а местные на полном серьёзе считают, что ночной автобус — это удобный способ путешествовать.

Потом приехал в город Потоси́.

Когда-то отсюда, из Потоси, текло почти всё богатство Испанской империи. В горе, у подножия которой стоит город — Cerro Rico, «богатый холм» — было серебро. МНОГО серебра. ОЧЕНЬ МНОГО СЕРЕБРА.

На добыче этого серебра, его обработке и чеканке из него испанской монеты вырос город, в те времена один из самых больших в мире. Сейчас от него остался обшарпанный, но всё ещё не развалившийся исторический центр с колониальной застройкой и холм, в котором подземные рудокопы продолжают копать руду — в основном цинк, но и остатки серебра тоже. Остатков тех — кот наплакал, всё выгребли ещё двести лет назад, но каждый подземный рудокоп надеется найти такую руду, в которой МНОГО СЕРЕБРА, как когда-то, и уйти на пенсию богатым. Единицы находят, остальные так и проводят свои короткие жизни, копаясь в шахтах с комком коки за щекой. К рудокопам в гости водят туристов.

Шахта — лабиринт, жутко напоминающий те подмосковные каменоломни, где я лазил когда-то (эх, кто сейчас помнит, откуда взялся мой юзерпик?), работают рудокопы по одному-двое, в разных концах. Технологии — из XIX века: кирка и динамитная шашка, у ну и отбойный молоток ещё у некоторых (в шахту заведены шланги со сжатым воздухом). Шашки свободно продаются прямо на рынке, что у подножия холма — вот так и стоят на лотках: какая-то простая еда, напитки в пластиковых бутылках, мешки с крупой, мешки с макаронами, мешки с кокой, динамитные шашки, детонаторы, шнуры. Покупай — не хочу.

Шахты — кооперативные: принадлежат государству, но сдаются в аренду трудовым коллективам за 15% дохода. Фактически, каждый рудокоп работает сам на себя — сколько накопал, столько заработал. Нашёл нормальную руду — хорошо. Нет — не повезло.

То, что рудокопы накопали, отправляется вот на эту фабрику, где из накопанного делается концентрат, который далее продаётся за рубеж, в основном в Китай. Завода, чтобы выплавить из концентрата металл и продавать уже его, в Боливии нет.

«Очень старые станки, да?», спрашиваю у гида. «Нет, не очень», говорит, «семидесятых годов или около того». Ну да, по сравнению с технологиями в шахтах — совсем новенькие, и полувека не прошло.

Гиды — бывшие шахтёры, которые осилили выучить английский, освоить азы бизнеса и организовать турагентство, одно из многих. «Намного лучше, чем работать в шахте! Со столькими людьми из стольких стран можно пообщаться. Мы тоже многому учимся у туристов: мы раньше мусор просто на землю кидали, а сейчас видим, как туристы всё в рюкзак кладут и до мусорки несут, и тоже так делать стали».

Каждый рабочий день в шахты «богатого холма» спускается пятнадцать тысяч шахтёров. Другой работы, кроме как в шахтах и около, в городе особо нет.

 

В бывшем монетном дворе — музей. Почти четыреста лет здесь чеканили монету, с шестнадцатого века по середину двадцатого. Отсюда родом испанский доллар — первая междунароная валюта; отсюда, если верить музейным экскурсоводам (википедия, правда не верит), из эмблемы монетного двора Потоси, происходит современный знак доллара.

В середине ХХ века монетный двор прекратил работу. С тех пор и по сей день монеты и банкноты для национальной валюты Боливия закупает за рубежом, в Европе и северной Америке. Так дешевле.

Уезжал из Потоси я восьмого января, проведя в Боливии уже две недели из трёх. Уезжал и прикидывал, что напишу в блог — ведь мнение о стране я уже в целом составил, и мнение это было вот какое:

 
Мне не нравится Боливия.

Не нравятся грязные хмурые города, где машины обдают тебя чёрным дымом, а люди смотрят волком. Не нравится вонючая залитая горелым маслом еда. Не нравятся рейсовые автобусы, которые неудобные и никогда не уходят и не приходят по расписанию. Не нравится погода, когда ты мёрзнешь и обгораешь одновременно. Не нравится эта долбаная высота, из-за которой в голове пусто, а от подъёма на третий этаж задыхаешься. Люто не нравится местный подход к бизнесу: где угодно ещё покупающий/бронирующий заранее через интернет получит цену лучше, или по крайней мере такую же, как пришедший ногами, а здесь решивший что-нибудь забронировать заранее, и тем паче через интернет — лох, с которого надо взять вдвое. Карточек, конечно же, никто нигде не принимает, потому что дорого, зато предоплату через Western Union хотят почти все, ага.

Вот примерно этим я планировал закончить рассказ про Боливию.

 
А потом я приехал в Сукре.

 
Эта серия постов осталась недописанной. Если коротко — Сукре мил, а в равнинной части Боливии — норм, обычная Латинская Америка. Ничего особенного, но и без этой мрачной безнадёги. Но вряд ли я туда когда-нибудь вернусь.

Текст спасён из гибнущего ЖЖ: https://breqwas.livejournal.com/324368.html

В Ля-Пас я сдуру прилетел на самолёте.

Если открыть википедию, то можно увидеть, что центр города Ля-Пас находится на высоте 3600 метров над уровнем моря, а его пригород, Эль-Альто — на 4100. Именно в Эль-Альто и находится аэропорт. Эту справочную информацию я принял к сведению, но, как и про жёлтенькое, как-то до конца не осознавал.

Горная болезнь — штука известная, но я же не в горы ехал, верно? Просто летел из города у моря в город посреди континента. Какие же это горы, если там международный аэропорт есть. Так думал я (а точнее, ничего не думал, просто купил билет, чтобы в автобусе полсуток не трястись), и, когда двери самолёта открылись в Боливии, получил четырёхкилометровый перепад высоты не за день-другой, как его получают альпинисты, а разом.

Это как будто ты долго бежал, запыхался, и вот теперь нужно только отдышаться, но ты дышишь, дышишь, а отдышаться не получается, так и ходишь запыхавшийся. Зрение плывёт, обзор сужен, мысли путаются, испанские слова из головы вылетают все и сразу (зато лезут на ум некоторые русские). Сил едва хватает переставлять ноги, маленькими-маленькими шажками, лестница в десять ступеней — непреодолимое препятствие.

А вокруг люди ходят, и вроде всё у них нормально. А ты, когда к стойке информации что-то спросить подполз, спрашиваешь это так, будто ты к ней километр бежал, спасаясь от погони, и вот упал на стойку и что-то хочешь. Воздуха хочешь, надышаться, но спрашиваешь, конечно, не это, а где банкомат и откуда ходит автобус в центр.

Забегая вперёд — потом, конечно, привыкаешь. Помогает обильное питьё, помогает кока, очень помогают продающиеся в тамошних аптеках таблетки — sorojchi pills. Через несколько дней становится более-менее ОК и без всего этого: на высоте в примерно те же 4 км, плюс-минус, я проболтался почти две недели, гулял по городам с рельефом, поднимался на холмы и верхние этажи зданий, и не умер — но те первые несколько часов были сущей пыткой. Не прилетайте в Ля-Пас на самолёте.

Но что не проходит совсем — это звенящая пустота в голове. Ходить и пыриться вокруг, или бессмысленно сёрфить интернет, или спать по десять часов в сутки (и всё равно не высыпаться) — получается, а программку написать, или, там, пост в блог — это нет. Ужасное чувство.

Первые три часа Ля-Пас живописен до невозможности. Кирпичные домики, суетные извилистые улицы, боливийские тётушки в длинных цветастых накидках и юбках и лихих шляпках-котелках — я стесняюсь фотографировать людей на улицах, поищите сами картинки по слову «cholitas» — и прочие приметы местной жизни. Вместо метро в городе канатная дорога, teleférico, ходит из центра на окраины с перепадом высоты в полкилометра. Вид из летящих над кирпичным муравейником города люлек этого «телеферико» открывается необычайный: низкие облака над чашей города, живой лабиринт улочек внизу, и заснеженные горы на горизонте. Красота.

Потом, правда, сквозь всё это проступает мучительная бедность. Недобрая такая бедность, угрюмая.

Почти все дома в городе построены из одного и того же красного полого кирпича. Снаружи их не отделывают, сверху — не достраивают: у многих зданий оставлен «задел» под следующий этаж. На нижних живут люди, а вместо крыши — торчат балки и края кладки. Дома лепятся кое-как к друг другу и к склонам, и выглядят в точности как самострой в трущобе «31 квартал» в Буэнос-Айресе.

Движение на улицах хаотичное. Светофоров почти нет, а где есть — довольно условны. Хочешь перейти дорогу — ну наберись наглости и переходи, тебя наверное пропустят, ну или объедут там как-нибудь. Машин немного, но улицы узкие, путаные, часто с уклоном или заставленные какой-нибудь лотошной торговлей, и чадящие выхлопом пробки возникают то тут, то там. Автопарк не то чтобы доисторический, но какой-то очень стрёмный: в качестве муниципальных автобусов ездят «доджи» семидесятых годов, а почти весь остальной трафик — старые китайские, корейские и японские дизельные микроавтобусы. Выхлопные трубы у них выведены вверх, на уровень лица, и каждая эта проехавшая маршрутка обдаёт тебя облаком чёрного удушливого дыма — это в довесок к тому, что кислорода на этой высоте и так мало. Никаких ограничений на выхлоп в стране нет (вернее, есть, но никем не соблюдаются), и этим выхлопом пахнет город.

Ещё он пахнет местной едой. Я обожаю уличную еду и еду из простых забегаловок и столовок, и питаюсь ей везде, где могу, но здесь меня от неё затошнило на второй день. Как можно так сделать, чтобы такие простые вещи, как жареная курица с рисом, или хот-дог, или овощной суп с мясом, были тошнотворны на такой непритязательный вкус, как мой — я не понимаю, но им удаётся. Это не специи и не местные продукты, это какой-то особый способ готовить, которым готовится всё, и от каждого ларька с едой или двери забегаловки меня отшатывало. В итоге, я питался в основном пиццей и яблоками: пиццу всё-таки испортить трудно, а яблоки здесь импортные, чилийские. Впрочем, и в пиццу им удавалось поднасрать: то в ней крупа какая-то, то мясо, пахнущее как вся боливийская еда, то оливки с косточками…

Когда я где-то через неделю пребывания в стране ехал проездом через Ля-Пас и у меня было четыре с небольшим часа пересадки между автобусами, я ими воспользовался не чтобы ещё что-то посмотреть, а чтобы найти единственный в городе Subway и с наслаждением сожрать там нормальный сэндвич.

Вот в этом фото — весь Ля-Пас. Что слева — не знаю, а справа — здание правительства страны. Ещё чуть правее будет президентский дворец, он тоже отремонтирован.

Ля-Пас — не самый развитый город страны (это Санта-Крус), не самый красивый и ухоженный (это Сукре, старая столица), не самый исторически значимый (это Потоси, некогда один из главных источников богатств Испанской империи) — это город, в котором есть несколько правительственных зданий и много-много бедных хмурых людей, многие из которых ещё недавно были селянами. Но рулят страной почему-то отсюда.

Следует также заметить, что в Ля-Пас (как и в остальной «высокой» части страны) мне не удалось найти ни вписки у каучсёрферов, ни хоть какой-то культурной жизни, в которой можно было бы поучаствовать. В Сантьяго я ходил на сейшн, в Буэнос-Айресе — на поэтический вечер, в Мадриде — на симфонию Прокофьева, в Париже — на симфонию Малера, джаз, бретонскую народную музыку и тоже сейшн. Даже в довольно унылом Икике я на набережной час смотрел выступление уличного клоуна-фокусника, радовался вместе с толпой зрителей и щедро отсыпал денег в конце, а тут — ничего, глухо.

Зато на заднии правительства — часы со стрелками, идущими против часовой стрелки. «Это президент придумал их повесить, Эво Моралес!», с гордостью рассказывал гид. Мол, направление часовой стрелки — это исходно направление, в котором движется тень от солнечных часов; но это в северном полушарии — а мы-то в южном! Здесь эта тень двигается наоборот! Поэтому, как символ того, что мы отказываемся от разных иностранных колониальных влияний и возвращаемся к нашей собственной культуре, у нас теперь на здании правительства висят вот такие часы!

Разбирать по ним, который сейчас час, можно, но неудобно до крайности. Попробуйте.

Трассу, ведующую из Ля-Пас в Копакабану, в черте города сейчас ремонтируют, и автобус петляет по неасфальтированным улицам бедных пригородов в Эль-Альто. Там всё то же самое, только без рельефа, ещё беднее, и на каждом втором заборе повторяются две надписи в разных вариациях, краской или баллончиком: «COCHE SOSPECHOSO SERÁ QUEMADO» и «LADRON PILLADO SERÁ QUEMADO VIVO». «Подозрительная машина будет сожжена», «пойманный вор будет сожжён заживо». Или повешен. Или линчёван иным способом. Может это конечно преувеличение (хотя непохоже), или шутка такая, но что-то мне совсем не смешно.

Безопасная, заметим, страна. Туристу ничего особо не угрожает.

…

Самое интересное, что может сделать турист в Ля-Пас — это уехать из него куда подальше проехаться по т.н. «дороге смерти«. Вот это по-настоящему круто.

Раньше это была реальная дорога, по которой ездили грузовики из Ля-Пас в Короико и обратно; сейчас для обычного трафика построили нормальную трассу в обход, а эти сколько-то десятков километров узкого грунтового серпантина над пропастью — туристическая достопримечательность. Старт — на высоте 4.6 км, среди голых холмов, на холодном ветру и разреженном воздухе; финиш — на 1.1 км, в джунглях Амазонии. Можно пройти пешком, но почти все едут велотуром.

Это сильно, скажу я вам. Едешь ты, вокруг облако — ты не в нём, оно как бы стекает с горы водопадом, и ты за струёй этого водопада. Поднимешь голову вверх — там скала, верх теряется в молоке. Смотришь налево — там сразу за краем дороги молоко, ничего нет. Как будто компьютерная игра, и разработчики поленились фон нарисовать. И между этой каменной стеной без верха справа и непроглядным молоком слева — ты, едешь на велосипеде по узкому каменному карнизу и охреневаешь.

Ограждения перед обрывом почти нигде нет, вылететь оттуда на скорости на повороте — всё, конец, свернёшь шею. У нас никто не вылетел, но примерно половина (включая меня) падала и получала синяки, один повредил палец и ехал дальше в машине сопровождения, и ещё один — руку, и уехал с середины маршрута на скорой, которая там специально для этого дежурит. Гиды говорят, что минус два человека — это многовато за одну поездку, но, мол, бывает всякое. Отказ от ответственности, который был дан оператором тура всем на подпись перед стартом, неспроста был так подробен.

Потом облака рассеиваются, и за кромкой дороги слева открываются виды. И жутко (дорога узкая, пропасть бездонная), и дух захватывает от красоты такой. Иногда проезжаешь сквозь водопады — льётся вода с горы прямо на дорогу (куда ж ей ещё литься), а тут ты. Чем ниже, тем теплее и тем пышнее растительность, в какой-то момент заряжает ненадолго тропический ливень — жирные, крупные, тёплые капли долбят по шлему и по рукам (и мочат дорогу, которая и без воды не больно-то безопасная).

А потом вылезает солнце и как-то незаметно наступает она — амазонская сельва. Жарко, душно, и невероятно красиво. Это ещё не настоящие джунгли, только самая кромка, и всё ещё довольно высоко, но как же там здорово! Всё буйно цветёт и пахнет, на деревьях орут разноцветные попугаи, по крыше домика за речкой лазают обезьяны. Речка только-только с гор, холодная и чистая — можно купаться, смотреть на солнце, на деревья, и радоваться.

Вот примерно в этот момент коллеги начали что-то хотеть в рабочем чате в телефоне — релиз поревьюить и подтвердить, или что-то в этом роде. Сказал, что сейчас не могу, и прислал им селфи вот из этой речки по уши в воде. Надеюсь, когда я вернусь в Москву, они всё-таки отойдут и не станут меня за это убивать :)

Ну а потом машина сопровождения три часа везёт вас обратно, из ярких залитых солнцем зелёных зарослей обратно в холодный, грязный и хмурый Ля-Пас, где вместо воздуха чёрный выхлоп паршивых дизельных моторов. Занырнул, глотнул воздуха, и обратно. Эх, ну на кой чёрт я застрял там, на альтиплано, а не поехал на пол-маршрута в джунгли…

Организаторы, кстати, всё очень хорошо понимают про то, зачем сейчас люди путешествуют в дальние края: с велогруппой идёт три гида — один ведёт группу, один — машину сопровождения, а ещё один ездит туда-сюда между головой и хвостом и всех фотографирует. После возвращения в город кажому выдаётся компакт-диск с фотографиями в героических ракурсах и футболка «DEATH ROAD SURVIVOR» :)

Серьёзно, это очень крутая поездка. Если и стоит за чем-нибудь в Ля-Пас, то за этим (в смысле, за поездкой, а не футболкой). Физической подготовки не требуется: вся дорога — один большой спуск, а обратно вас везёт по нормальной трассе автобус. Особых скиллов тоже: я ехал на горном велосипеде впервые в жизни, и жив. Горячо рекомендую. Я тут повыкладывал каких-то фото с телефона, но уверен что интернет полон куда более крутых картинок оттуда, а ютуб — видюшек с гоупро на шлемах. Поищите, не пожалеете.

…

Дальше поехал в Копакабану — городок на берегу озера Титикака, и не примечательный ничем, кроме вот этого вида с соседнего холма, и лодок, которые возят туристов на находящийся неподалёку остров Солнца.

Остров — с сюрпризом: это скала, торчащая из воды, и чтобы добраться до гостиницы, где вы собрались было жить, надо топать вверх по крутой, ещё инками сделанной, каменной лестнице. С рюкзаком, на высоте 4 км над уровнем моря. По альтиметру в GPS в телефоне вышло сто с чем-то метров — сорок этажей вверх, нормально так.

За исключением необходимости постоянно топать вверх-вниз, остров чрезвычайно мил. Машин там нет (по очевидным причинам), грузы с берега на холм возят на ослах и ламах. Местные — чистокровные индейцы, между собой разговаривают на языке, мне непонятном, и даже радио слушают на нём. В отличие от городов, традиционную одежду носят почти все женщины — и молодые тоже. Раньше жили натуральным хозяйством, выращивая что-то там на террасах на склонах, а сейчас туда потянулись туристы и на острове расплодились гостиницы и ресторанчики, подают в которых примерно то, что у себя на кухне готовят — и, скажем, форель, в этом же озере выловленная, вполне ничего. Не без характерного духа боливийской еды (см. выше), но что в Боливии без него.

Туристы едут на остров смотреть руины, оставшиеся тут от инков (это вроде как был их священный остров), но руины те — ну каменная кладка какая-то, ну старая, примечательность для неспециалиста неочевидна. Просто прогуляться по острову из конца в конец и обратно куда приятнее — холмы, террасы, кое-где растут (внезапно!) эвкалипты, вокруг тропы пасутся овцы и ламы, где-то вдалеке орут ослы, в дымке виднеется перуанский берег («Добро пожаловать в Перу!», сказал мне мобильник, потеряв боливийскую сеть за очередным холмом). Идиллия.

Только погода мерзкая. Она везде на альтиплано мерзкая: воздух холодный (днём десять-пятнадцать, ночью почти ноль), а солнце злое и жгучее: экватор же, и атмосфера тонкая. Вроде лето, а вроде и мёрзнешь. Вроде холодно, а обгораешь вмиг.

Вот там, на острове, и встретил новый год — nochevieja, «стараяночь», как это по-испански называется. Встречал с парой ребят из Чили, которых встретил ещё в Ля-Пас, а потом на острове. Ели пиццу, обсуждали Путина (куда ж без него), Пиночета, Альенде, Пиньеру, Бачелет, новогодние традиции Чили и России и тврочество Виктора Хары.

Ведь Хара прекрасен.

Текст спасён из гибнущего ЖЖ: https://breqwas.livejournal.com/324244.html