Диего, мой хост в Кито, когда я его спросил, почему он начал приглашать к себе домой путешественников, задумался, и выдал следующее:
«Вы, иностранцы, по-другому на всё смотрите. Вот фонарный столб стоит, я его сто раз видел, ничего в нём такого. А вы в любой ерунде что-то интересное и удивительное находите. Я с вами смотрю, и тоже дивлюсь. Может тоже начну фонарные столбы фотографировать, как вы все. Ты фотографируешь фонарные столбы?»
«Нет,» говорю, «я фотографирую канализационные люки!»
И показываю вот эту фотографию, я её ещё хотел отдельным постом выложить. Везде в мире пишут на муниципальных люках, заборах и информационных щитах: «муниципалитет такой-то», «Municipalidad de Algo». Кое-где в испаноязычном мире пишут: «Ilustre Municipalidad de Algo», «Пресветлый муниципалитет такой-то». А в Гуаякиле, значит, пошли ещё дальше: «Muy ilustre», «очень пресветлый». Ну интересно же!
«Да, я примерно это и имел в виду».
Ну или пирожки. Есть на свете две самых вкусных еды: чебуреки (т.е. жаренные во фритюрнице пирожки с тонким тестом) и пицца. Вот в Гуаякиле всё понимают про самую вкусную еду, поэтому здесь на улицах продаётся убер-еда: жареные пирожки с начинкой «пицца», 25 центов за пирожок. Теперь, когда меня будут расспрашивать про Южную Америку, так и буду рассказывать: далеко-далеко, там где река Гуайяс впадает в Тихий океан, стоит город Гуаякиль, и в этом городе поняли про еду всё.
«Неправда», говорит Диего, «в Кито пирожки вкуснее».
Вкуснее или нет, но что тоже очень хороши — это правда.
Осознаём ли мы, как много потеряли, когда с московских улиц лет пять-семь назад полностью извели ларьки с фритюрницами? О шаурме было кому плакать, да и выжила она, но кто поплачет о чебуреках? о жареных пирожках с картошкой? о беляшах? о куриных ножках в тесте? Они исчезли, и как будто бы никто не заметил.
«И вот за такой ерундой вы так далеко едете».
Ну не только за такой, конечно. Ещё за тем, чтобы посмотреть на город Кито, который так близко к небу, что облака гуляют прямо над головой, а иногда и ниже. За тем, чтобы пройтись по парку среди эвкалиптов дождливым днём. Знаете ли вы, как пахнет лес из мокрых эвкалиптов? Я не знаю, кто те добрые люди, что догадались засадить все Анды эвкалиптами, но я им благодарен.
Хотя, конечно, да. За ерундой.
В Эквадоре неплохо. Туристу, по крайней мере. Когда-нибудь вернусь и попутешествую здесь по-настоящему.
Тем временем в Эквадоре. Вот идёшь ты такой вдоль речки, видишь — какая фигурка интересная! Посадили дракончика на набережную, какая милота! Подходишь сфотографировать, а оно на тебя — зырк!
Ой.
После такого когда видишь статую игуаны ростом с дерево, то и к ней подходишь с большой опаской:
Или, скажем, заходишь в парк. Вот как у нас? Есть голуби, есть воробьи, их можно кормить крошками и картошкой из макдональдса. В Гуаякиле тоже есть парк, и тоже есть голуби, но вместо воробьёв игуаны. Вот, скажем, на газончике:
А вот на веточках расселись, вместе с голубями («when you see it, you will shit bricks» (c)):
В следующем после Лимы городе, Трухильо, довелось посмотреть на жизнь в том «частном секторе» изнутри: мой CS-хост жил вот примерно там.
Я люблю каучсёрфинг именно за такие штуки: за соприкосновение миров, которым в целом соприкасаться не положено. Хосе — бухгалтер, раньше работал на крупную компанию, сейчас фрилансит тут и там («приходящий бухгалтер», так это у нас называется?). Живёт вот в этом мутном недострое на склоне холма на окраине города. Никогда не был за пределами Перу, не знает ни слова по-английски, но вот однажды набрёл на какую-то фейсбук-группу «мой дом — твой дом» и в неё вписался. Оттуда к нему приехали погостить какие-то колумбийцы, и рассказали, что вот кроме группы есть ещё такая приложенька на телефон, где со всего мира люди. Тот поставил и стал приглашать кого попало. Из не-латиносов я оказался первым.
Какие вопросы нужно задать про далёкую страну, если ты там никогда не был (и вообще нигде не был), чтобы понять, какая там жизнь? Есть ли такие вообще? Хосе расспрашивал очень прилежно: какие у вас, русских, дома? что вы едите? что делаете в свободное время? какая погода? бывает ли тепло, или всегда холодно? многие ли путешествуют по миру, как ты? все ли такие же высокие, как ты? а бороды многие носят? как у вас одеваются? много ли зарабатывают? какие есть русские машины? какое на вкус русское пиво? какие у вас девушки — такие же как здесь, или другие? Я рассказывал как мог, но получалось, кажется, как с теми средневековыми миниатюристами, которые рисовали слонов по описаниям.
Жизнь в этих пыльных кварталах, конечно, так себе. Электричество и вода, действительно, есть — но вода подаётся два часа в сутки. Хочешь больше — ставь цистерну, насос и делай подачу воды из цистерны. Хочешь горячую воду — ставь бойлер или проточный нагреватель. У Хосе бойлера нет и не планируется, у всех душей и кранов только одна ручка. Дом недостроен, окна гостевой комнаты заколочены фанерой, лестничная клетка смотрит куда-то в небо, на крыше (которая будущий пол третьего этажа) сушится бельё и можно пить пиво на свежем воздухе, подпирая спиной кирпичную кладку. «А что если дождь? Потечёт же вода по лестнице в дом» — «Так у нас не бывает дождей обычно». Ну да, пустыня, всё та же.
Спросил, почему его дом и почти все дома вокруг недостроенные. Говорит, что некоторое время назад дождь в городе всё-таки случился, какого никогда не бывало, и всё смыло. Поэтому сейчас идёт реконструкция, дома строятся, вот и асфальта на его улице тоже нет, но скоро сделают. Через два года он свой дом достроит, будет два жилых этажа, гараж и веранда. Ну, может и достроит, но уж слишком много я видел в городах Перу и Боливии таких вот вечно недостроенных кварталов.
При мне Хосе пришёл запрос от какого-то украинца. Тот писал, что вырос в Киеве, живёт напополам между Киевом и Крымом (несмотря на конфликт с Россией), видел все революции в Киеве за последние двадцать лет и может порассказать. «Что такое Крым? Это город?», спрашивал меня Хосе, когда я худо-бедно перевёл ему всё это с английского. «Украина — это рядом с Россией? А почему там была революция? А Киев — это в России или на Украине?»
Очень, очень далеко Россия от Перу. И от квартала Эль-Порвенир на севере Трухильо как-то особенно далеко.
В день, когда я приехал, в доме у Хосе сломалась вода, мыться мы ходили к соседям. На следующий день тот позвал двух хлопцев с инструментом, которые весь день что-то долбили, и к вечеру вода пошла. После душа пошли на крышу пить пиво, хлопцы поставили с мобильника музычку.
Музыка — наверное, единственное что примиряет со здешней действительностью. Она всё время где-то рядом — в магазине у кассы, из динамика в «бизнес-классе» автобуса, из окна соседнего дома, из мобильника пьющих пиво работяг — местная попса, сладкоголосая и жизнерадостная до невозможности. Я не знаю, что это за особый сорт мажора, но от него начинает пружинить шаг, губы расплываются в улыбке, на деревьях расцветают цветы, а рано растолстевшие тётки на улицах превращаются в знойных латина-красавиц. Я хочу себе такую попсу!
Больше я из этой части Перу себе, наверное, ничего не хочу.
Трухильо — не Лима, поэтому там безопасно и днём, и ночью — так сказал мне Хосе, и до автовокзала я пошёл пешком. Так и шёл через вечерний город — мимо перекрёстков с гудящими машинами, мимо лотошников, продающих шашлык и дешёвые обеды, мимо куч мусора, который ветер носит туда-сюда, мимо много лет как недостроенных домов и кварталов. Из Перу я уезжал, и не жалел об этом совершенно.
Автобус, который должен был меня увезти, опоздал на четыре часа. Латинская, блин, Америка.
Да, и ещё одна сценка из метро Лимы очень запомнилась.
Представьте себе любой загруженный метрополитен мира, и станцию, на которой многим надо войти, а многим — выйти (но не всем). Как это обычно происходит?
Сначала выходят выходящие, входящие их пропускают. Если в вагоне у дверей был кто-то, кому выходить не надо, он всё равно выходит, чтобы дать дорогу остальным, и встаёт перед входящими, чтобы потом вернуться в вагон первым. Когда из вагона вышли все кто хотел, в него начинают входить те, кому надо войти. Возможны вариации, но в целом всё работает плюс-минус так.
Но не в Лиме. В Лиме никто никого никуда не пропускает. На загруженной станции две толпы, снаружи и внутри, успевают устроить бой стенка-на-стенку, намять друг другу бока и громко поругаться (!), но вот войти и выйти — нет, успевают не все. Кто-то остаётся ждать следующего поезда, а кто-то и едет до следующей.
Кто вам скажет, что русские не умеют в порядок, организованность и стихийную кооперацию — скажите ему, что он врёт, и ссылайтесь на меня. Если посравнивать, то всё мы умеем, оказывается.
Иногда проще показать, чем рассказать. Смотрите какое я кино записал:
Это — Лима, столица Перу. Здесь живёт одиннадцать миллионов человек.
Нет, она конечно не вся такая, я прицельно снимал трешак. Есть в городе богатые районы, где всё утопает в зелени, водители аккуратно водят и не гудят в клаксоны, а на улицах полно иностранных туристов и можно гулять даже ночью. Есть и просто средние, где массово строятся многоэтажки (как уверял меня Нино, мой CS-хост, «это банки отмывают кокаиновые деньги»). Но на этих холмах, так похожих на бразильские фавелы, живёт много миллионов человек, и лицо города — они. Они, и ещё запруженный гудящими машинами пыльный и грязный центр.
Это, однако, не фавелы в полном смысле слова: там бедно, но без какого-то особого ада. Свет везде есть, вода и канализация тоже, постройки в большинстве своём «легальные» — улицы имеют имена, дома — номера, люди — документы и школьное образование. Просто частный сектор, фактически. В большинстве из таких районов, в принципе, вполне безопасно: в Лиме есть кварталы, куда гринго лучше не соваться даже днём, но они ближе к центру, а эти — по окраинам.
В один из таких я вместе с Нино съездил: в городе есть линия метро, единственная, которая соединяет центры и эти вот окраины. Сели в центре, сошли на конечной (оттуда заглавное фото). Погуляли, поели в какой-то из местных как бы столовых, запили инка-колой (на вкус — один в один наш «Буратино»), купили фруктов на рынке (отличных, дёшево), поехали обратно. Люди как люди, район как район, только бедный и мусора много. И ещё пепелацы трёхколёсные очень смешные всюду снуют. Как сказать по-русски «gut feeling», чтобы было не «жопой чую»? Вот мой gut feeling говорит, что опасности там нет.
И это те самые «трущобы Лимы», которыми меня так пугали? Ну то есть невесело это всё, но не ужас-ужас же. Интересно, вот все эти люди, которые в интернетах и путеводителях стращают людей этими холмами, они сами-то там были?
Понадобилось тут авиалинии завести мне новую бронь. Старой у них перед глазами не было, данные вбивали с паспорта, и как-то я не углядел, что они там навбивали. Ну и, в общем, вот. Прямо как в прошлый раз :)
Но ничего, прошёл с этим посадочным две границы и посадку. На каждой из этих трёх точек в него посмотрели, но человеком по имени Knpeeb Kireew не заинтересовались.
Ещё в Чили в эти выходные были президентские выборы — второй тур, левоцентрист Алехандро Гиер против правого Себастьяна Пиньеры.
Мой старый приятель Себастьян (не Пиньера, другой) и всё его семейство — супруга и четверо сыновей — были за Гиера: «их» кандидат, ещё более левый, проиграл ещё в первом туре, так что выбор был простой — между центристом и правым они выбирают центриста. Правый предлагает дерегуляцию и понижение налогов ради инвестиций и создания рабочих мест, а также отмену части реформ прошлого, умеренно-левого правительства. Центрист, соответстсвенно, за сохранение и продолжение этих реформ — среди прочего, налоговой (крупные корпорации должны платить больше) и образовательной (постепенный переход к бесплатному высшему образованию).
Чёрт, осмысленный же выбор. Вот почему у чёрта на куличиках, в самой что ни на есть латинской Америке, получается нормальная политика и получаются такие выборы, где выбирают программы, а не кандидатов, а у нас нет?
Выиграл, вопреки опросам, Пиньера (он уже был президентом в позапрошлый раз, и вы его кстати видели). Жаль, конечно: Чили очень бы не помешали ещё четыре года умеренных левых у власти, но — такова оказалась воля чилийского народа. В Чили — демократия на западноевропейский лад, самая настоящая.
Вечером после выборов смотрел местный телевизор. Два телеканала, CHV и CNN Chile (противоположных, как я понимаю, взглядов) организовали общий эфир с названием «Tolerancia Electoral», куда позвали депутатов от основных партий, представителей обеих кампаний и каких-то экспертов, и устроили спокойный, культурный разговор о том, какая теперь будет жизнь, кто с кем будет сотрудничать и куда пойдёт страна дальше. Никто ни на кого не орёт, никто никому не хамит, никто никого не перекрикивает (как на русском ТВ), никто не заходится в праведном гневе (как на украинском), никто не пытается свести разговор к talking points (как на штатовском). Чёрт, я хочу себе такое ТВ, как я видел вчера в Чили. Такое ТВ я бы смотрел.
Перед днём голосования кандидаты договорились, что проигравший приедет в штаб к победителю и лично его поздравит. Гиер (который вообще-то планировал выиграть) сделал это вечером того же дня. Никаких оснований считать, что этого не сделал бы Пиньера, нет.
Я вот этому всему поражаюсь. Маленькая нация на отшибе мира, со скверными соседями и получившая не самые удачные карты на раздаче — но вот всё у них нормально. Приличная страна. Да, тут небогато — цены как в ЕС, а зарплаты совсем не как в ЕС. Да, общество очень классовое, с высоким неравенством и концентрацией богатства у нескольких «старых» семей. Да, на улицах не всегда хорошо пахнет (ещё бы, в такую-то жару и без дождей) и ещё не ушли приметы того, что у нас соответствовало 90м (в смысле не преступность, а разного рода уличные торговцы, забегаловки с самопальными вывесками, ларёчники с ширпотребом и лотошники с чебуреками). Да, чилийцы, как и все латиносы, раздолбаи — не такие, как все их соседи, но всё-таки. Это всё так.
Но при этом здесь полиция не берёт взяток, здесь нет трущоб, здесь можно спокойно гулять по городу в любое время, здесь настоящая демократия и стабильно растущая экономика, уже много лет как. Скорее всего, через десять лет в Чили будет лучше, чем сейчас; многие ли из нас могут уверенно сказать это про свои страны?
Молодцы они, короче. Вот бы и нам так уметь.
Чебуреки у лотошников, кстати, вкуснющие. Empanadas fritas de queso, обожаю!
Знаете ли вы это ощущение бурного, химически чистого счастья, когда после московской декабрьской хмари вдруг оказываешься посреди жаркого лета, жгучего солнца, зелени и цветущих деревьев? Нет, не знаете? Всего сотня-полторы тысяч рублей за билеты, и оно ваше. Рекомендую.
Уже третий раз приезжаю в Чили, и третий раз первые дни маникально фотографирую цветы. Низачем мне эти фотографии не нужны — не выкладываю, не пересматриваю потом, да и какие там на мобильник фотографии — но справиться с собой никак не могу. Декабрь в Сантьяго — примерно как у нас июнь: весна уже закончилась, но лето ещё свежее и цветёт много что. Ах, какие тут цветы…
Лететь только, блин, дорого. 120 тыс рублей, вашу ж мать…
Внезапно, на прошлых выходных съездили с группой на гастроли в Армению, в город Дилижан. Первые зарубежные гастроли — мои лично и группы Lost Temple Brothers. Achievement unlocked!
Дилижан — маленький городок где-то посреди страны, примечателен в основном природными красотами и международным колледжем, который там находится (и выглядит на фоне остальной Армении инопланетно). При колледже есть community center, который пытается развивать и город тоже (студенты и преподаватели собственно колледжа — не дилижанцы), и вот этот центр как раз и организовал наши концерты. Почему именно наши и именно там — история отдельная, но да, это всё действительно было и на столбах действительно висели наши афиши на армянском :)
Один из концертов должен был состояться в дилижанском амфитеатре, под открытым небом, среди буйства южной природы, но…
…но в Кафе №2, куда мы переместились ввиду погоды, тоже неплохо :)
Единственное в Дилижане «хипстерское кафе», со вкусной едой, красивым видом на пруд и социальной ответственностью, ещё один проект этого community center; будете в Дилижане — обязательно загляните. Вы там скорее всего никогда не будете, но всё-таки.
Мы играем пугающе много концертов (в этом году счёт пошёл уже на третий десяток), и при этом у лидеров группы, братьев Дворцев, есть концепция, что мы играем не для тех, кто знает и любит ирландскую музыку, а для тех, кто её ещё не знает. И вот если я что и вынес из этого опыта — это что никогда не скажешь заранее, как оно будет. Эпические фоточки могут соответствовать «так себе» выступлению, а самые лучшие случаются в довольно неожиданных местах (крафтовому бару «Свои» в Сергиевом Посаде и футбольному бару «Лига Чемпионов» в Орле я на этом месте передаю привет: ребята, спасибо, у вас было круто!).
Вот так вышло и в Дилижане: один из этих двух концертов был не просто хорош, а очень хорош. Неожиданно хорош. И для нас, и для публики. Как это случается — не знаю, но хочу ещё. Надеюсь, мы ещё вернёмся.
Из забавного: одно из самых неожиданных ощущений в поездке — это что когда ты в Армении, то все вокруг — армяне! Мы все знаем как выглядят армяне, с каким акцентом говорят, как ведут себя, ничего необычного в этом для русского человека нет; но подумайте, много ли раз вы видели больше чем одного-двух разом? Когда идёшь по Еревану (а по Еревану мы тоже погуляли денёк), ощущение, как будто ты во флешмобе — как если бы все люди вокруг до единого носили очки, или были рыжие, или имели серьгу в ухе и сумку через плечо. Ну или были, скажем, армяне. Само по себе — ничего особенного, всё как обычно, но почему они все такие? Они что, сговорились?! :)
Ещё Армения предоставляет уникальную возможность почувствовать себя неграмотным: ты можешь поговорить с каждым, но ни одной надписи (кроме немногих дублированных) прочесть не можешь. И это не как с европейскими языками: «не можешь» — значит действительно не можешь, а не «можешь, но не понимаешь смысла». Не понимая смысла, но зная буквы, можно скопировать надпись, можно сопоставить одну надпись с другой (на карте и на указателях, например), можно примерно угадать, как надпись читается. Можно даже начать запоминать отдельные слова и фразы — достаточно пару раз увидеть вывески «sortie» или «ausgang», чтобы понять, что они значат, и впредь употреблять это знание с пользой. С надписями по-армянски, если не знаешь армянской азбуки, ничего из этого сделать нельзя, любая надпись — просто набор бессмысленных палочек и крючков. При этом все вокруг всё прекрасно понимают и могут тебе, неграмотному, прочесть. :)
Поговорить можно и правда с каждым: русский все знают, и молодёжь тоже. «В девяностых начали в школах английский учить вместо русского, мол хотели на запад, но сейчас вернули назад. Это хорошо: нам, армянам, русский нужнее!», как рассказывал дядька, что подвозил нас до Дилижана. Это не Украина, для них русский — действительно иностранный: люди говорят медленно, с акцентом, порой путаются в падежах и не сразу вспоминают сложные слова («я у этой… которая поднимается!», как сказал мне по телефону таксист, упершись в шлагбаум), но говорят же! Если б у нас люди хоть вполовину так знали какой-нибудь иностранный язык, как армяне знают. Я очень впечатлён, серьёзно.
В целом, в Армении здорово. Коньяк вкусен, вино ещё вкуснее (я притащил три бутылки нагорно-карабахского Kataro, и одна из них ещё не забронирована под предстоящие посиделки; кто хочет в гости?), еда тоже вкусная, сытная и прямо как я люблю (шаурма! у них есть шаурма, да какая!). Солнце жаркое, природа южная, люди радушные. Ничего такого особенного вроде, но — как хорошо!
Суеверия — глупость, конечно, но одному из них я следую — не как суеверию, а как символическому акту. Бросать монеты в реки, моря, пруды и фонтаны «чтобы вернуться» — это же не столько магический ритуал, сколько осознание собственных мыслей: мне здесь было хорошо. Я уезжаю, но я надеюсь вернуться.
Несколько сотен армянских драм, десятков российских рублей и завалявшихся с прошлой поездки чешских крон ждут моего возвращения в дилижанском пруду, и в Ереване, на дне фонтана на площади Республики.
Туда, в отличие от какого-нибудь Уругвая, у меня есть все шансы вернуться.
С Исла-дель-Соль отправился на юг страны, в Уюни. Это очередной пыльный унылый городок, и точка, из которой стартуют поездки по одному из самых необычных мест, что тут есть: гигантскому солончаку Уюни.
Места — инопланетные. Когда-то здесь было солёное озеро, но оно высохло, а соль осталась. Как у любого озера, тут есть берега, где соль едва-едва прикрывает камни, и есть глубина, где её много и жирно. Есть в озере и остров — поднимается среди соляной глади каменная скала, на скале растут кактусы. Сюрреалистичное зрелище: стоишь ты на острове посреди озера, но вода белая, твёрдая, и на ней запаркованы джипы. Как на льду, только это не лёд.
После дождя солончак чуть притоплен рассолом, из которого получается идеальное зеркало, в интернете много фотографий. Но наша группа там была в сухую погоду: солончак был бесконечной белой равниной засохшей соляной корки с характерным рисунком выпуклых трещин. Кое-где под коркой кармашки с жидким рассолом — нечасто, но провалиться можно. Трещины хрустят под сандалями. Положил крупинку на язык — ну да, соль, а чего я ещё ждал.
В другой части солончака, где чуть мокрее, трещин нет, а есть бесконечное поле из белой глазури. Можно отойти подальше от колеи, по которой идут джипы с туристами, лечь на спину и лежать. Справа глазурь, слева глазурь, вверху небо. Хорошо.
Ночёвка — в домике из соляных блоков, скрепленных соляным раствором. Кровать из цельного куска соли. Лизнул стену — да, солёная. Нет, ну серьёзно, чего я ждал? :)
* * *
Дальше — ещё на юг, в края, граничащие с чилийской Атакамой, и очень на неё похожие. Аллеи камней, пустыня с сухими вениками, лагуны с фламенко (больше и розовее!), горячие источники (горячее), гейзеры (пожиже чилийских, но тоже вонючие).
И ещё ламы. Лам много, но их не то что потискать — сфотографировать вблизи нельзя. Лама, к которой ты прёшься с этой целью, поворачивается к тебе жопой и грациозно уходит есть траву куда-нибудь подальше. Будешь упорствовать — будешь оплёван (я не упорствовал). Ах-ах, ну почему всё прекрасное можно смотреть только издалека.
В долине гейзеров увидел снег, почуял, что голову опять ведёт, и посмотрел на альтиметр в телефоне. GPS показывал 4863 метра, что несколько выше Монблана, высочайшего пика Альп. А я вроде ничего и не делал, чтобы так высоко залезть. Ну может быть одну таблеточку от «горняшки» выпил.
Открыл флакончик с кремом от солнца. Флакончик решил, что он теперь тоже лама, и в меня плюнул.
В первый раз он в меня плюнул в первый день в Ля-Пас: полупустой флакон был закрыт на уровне моря, а открыт (крышкой к себе и вниз) на высоте 3.6 км. Вот на разницу в давлении кремом и плюнул, дерзко так. Потом история повторилась на старте тура по «дороге смерти» (+1 км), после возврата с дороги смерти (+2.5 км), и вот в долине гейзеров ещё раз. Приучиться открывать флакончик крышкой вверх так и не получилось.
* * *
Ещё близ Уюни есть кладбище поездов. В самом по себе в нём нет ничего криминального: ну устроили свалку из старых вагонов и локомотивов, делов-то. Но уж больно хорошо эта свалка иллюстрирует состояние железнодорожной сети в южной Америке.
Железнодорожной сети в южной Америке нет. Раньше — была, а сейчас остались жалкие огрызки: электричка от Чияна до Саньтяго в центральном Чили, какие-то грузовые перевозки на севере. Линия Оруро — Уюни — Туписа в Боливии, с пассажирскими поездами четыре раза в неделю. Рельсовый автобус Потоси-Сукре два раза в неделю, который идёт восемь часов, хотя «такси компартидо» доезжает по дороге за два с небольшим. Какие-то пассажирские маршруты в Аргентине — но, например, до Барилоче или Мендосы (где я в том году с тоской бродил по заброшенной железнодорожной ветке) уже не дотягиваются.
А ведь когда-то всё было. Была сеть на весь континент, были поезда из столицы в столицу, от океана к океану — но всё прохлопано. Не ремонтировали, не развивали, не модернизировали — и всё рассыпалось, только старые паровозы кое-где в качестве памятников стоят, и ржавеющие одноколейные пути из окон автобуса виденеются. И не восстановится это всё уже никогда: если у нас любая новая железнодорожная ветка строится не сама по себе, а в контексте сети с размахом от Лондона до Шанхая, то в южной Америке это будет способ возить людей и грузы из точки А в точку Б, и никуда больше.
Поэтому по ржавым поездам, стоящим на никому не нужных рельсах, лазают туристы, а местные на полном серьёзе считают, что ночной автобус — это удобный способ путешествовать.
* * *
Потом приехал в город Потоси́.
Когда-то отсюда, из Потоси, текло почти всё богатство Испанской империи. В горе, у подножия которой стоит город — Cerro Rico, «богатый холм» — было серебро. МНОГО серебра. ОЧЕНЬ МНОГО СЕРЕБРА.
На добыче этого серебра, его обработке и чеканке из него испанской монеты вырос город, в те времена один из самых больших в мире. Сейчас от него остался обшарпанный, но всё ещё не развалившийся исторический центр с колониальной застройкой и холм, в котором подземные рудокопы продолжают копать руду — в основном цинк, но и остатки серебра тоже. Остатков тех — кот наплакал, всё выгребли ещё двести лет назад, но каждый подземный рудокоп надеется найти такую руду, в которой МНОГО СЕРЕБРА, как когда-то, и уйти на пенсию богатым. Единицы находят, остальные так и проводят свои короткие жизни, копаясь в шахтах с комком коки за щекой. К рудокопам в гости водят туристов.
Шахта — лабиринт, жутко напоминающий те подмосковные каменоломни, где я лазил когда-то (эх, кто сейчас помнит, откуда взялся мой юзерпик?), работают рудокопы по одному-двое, в разных концах. Технологии — из XIX века: кирка и динамитная шашка, у ну и отбойный молоток ещё у некоторых (в шахту заведены шланги со сжатым воздухом). Шашки свободно продаются прямо на рынке, что у подножия холма — вот так и стоят на лотках: какая-то простая еда, напитки в пластиковых бутылках, мешки с крупой, мешки с макаронами, мешки с кокой, динамитные шашки, детонаторы, шнуры. Покупай — не хочу.
Шахты — кооперативные: принадлежат государству, но сдаются в аренду трудовым коллективам за 15% дохода. Фактически, каждый рудокоп работает сам на себя — сколько накопал, столько заработал. Нашёл нормальную руду — хорошо. Нет — не повезло.
То, что рудокопы накопали, отправляется вот на эту фабрику, где из накопанного делается концентрат, который далее продаётся за рубеж, в основном в Китай. Завода, чтобы выплавить из концентрата металл и продавать уже его, в Боливии нет.
«Очень старые станки, да?», спрашиваю у гида. «Нет, не очень», говорит, «семидесятых годов или около того». Ну да, по сравнению с технологиями в шахтах — совсем новенькие, и полувека не прошло.
Гиды — бывшие шахтёры, которые осилили выучить английский, освоить азы бизнеса и организовать турагентство, одно из многих. «Намного лучше, чем работать в шахте! Со столькими людьми из стольких стран можно пообщаться. Мы тоже многому учимся у туристов: мы раньше мусор просто на землю кидали, а сейчас видим, как туристы всё в рюкзак кладут и до мусорки несут, и тоже так делать стали».
Каждый рабочий день в шахты «богатого холма» спускается пятнадцать тысяч шахтёров. Другой работы, кроме как в шахтах и около, в городе особо нет.
В бывшем монетном дворе — музей. Почти четыреста лет здесь чеканили монету, с шестнадцатого века по середину двадцатого. Отсюда родом испанский доллар — первая междунароная валюта; отсюда, если верить музейным экскурсоводам (википедия, правда не верит), из эмблемы монетного двора Потоси, происходит современный знак доллара.
В середине ХХ века монетный двор прекратил работу. С тех пор и по сей день монеты и банкноты для национальной валюты Боливия закупает за рубежом, в Европе и северной Америке. Так дешевле.
* * *
Уезжал из Потоси я восьмого января, проведя в Боливии уже две недели из трёх. Уезжал и прикидывал, что напишу в блог — ведь мнение о стране я уже в целом составил, и мнение это было вот какое:
Мне не нравится Боливия.
Не нравятся грязные хмурые города, где машины обдают тебя чёрным дымом, а люди смотрят волком. Не нравится вонючая залитая горелым маслом еда. Не нравятся рейсовые автобусы, которые неудобные и никогда не уходят и не приходят по расписанию. Не нравится погода, когда ты мёрзнешь и обгораешь одновременно. Не нравится эта долбаная высота, из-за которой в голове пусто, а от подъёма на третий этаж задыхаешься. Люто не нравится местный подход к бизнесу: где угодно ещё покупающий/бронирующий заранее через интернет получит цену лучше, или по крайней мере такую же, как пришедший ногами, а здесь решивший что-нибудь забронировать заранее, и тем паче через интернет — лох, с которого надо взять вдвое. Карточек, конечно же, никто нигде не принимает, потому что дорого, зато предоплату через Western Union хотят почти все, ага.
Вот примерно этим я планировал закончить рассказ про Боливию.
А потом я приехал в Сукре.
Эта серия постов осталась недописанной. Если коротко — Сукре мил, а в равнинной части Боливии — норм, обычная Латинская Америка. Ничего особенного, но и без этой мрачной безнадёги. Но вряд ли я туда когда-нибудь вернусь.
