Нельзя приехать в Чили в летом и не начать фотографировать цветы.
Крупнее по клику.
Метка: sudamerica
Как я участвовал в уличных протестах: Сантьяго-де-Чили
Надпись на транспаранте: «История — её рассказывают народы». Здесь и далее большие фото по клику.
На всякий случай, дисклеймер: я рассказываю то, что видел и слышал; так, как запомнил. Я могу ошибаться или что-то путать. Это частные заметки в личном блоге. В Чили я просто турист.
* * *
Предыстория, для тех кто совсем не в курсе:
- 1 октября этого года проезд в метро Сантьяго-де-Чили, столицы страны, подорожал на 30 чилийских песо ($0.04, 2.5 ₽), всего билет стоит 600-700 песо
- спустя несколько дней в городе началась «кампания гражданского неповиновения»: сначала студенты, а потом и многие другие стали прорываться в метро не заплатив
- к середине октября эти стычки у турникетов стали перерастать в массовые протесты, с экономическими (зарплаты-пенсии-образование-медицина) и политическими (новая конституция) требованиями
Чили до сих пор живёт по написанной при Пиночете ультра-правой конституции, и это проблема.
- к 18 октября массовые протесты стали массовыми беспорядками: горят автобусы и поезда метро, в центре Сантьяго строят баррикады, бьют витрины и светофоры
- 19 октября президент Пиньера (правый, ооочень нелюбимый чилийскими левыми) вводит чрезвычайное положение и комендантский час, в Сантьяго входят войска
В прошлый раз комендантский час и войска в Сантьяго вводил Пиночет, кровавый диктатор и фашист. Чилийцы помнят.
- 21 октября на улицу вышли уже вообще все: манифестация на 1.2 млн человек в шестимиллионном Сантьяго — это каждый второй взрослый житель города; требуют новую конституцию и отставку Пиньеры
- правительство уводит армию с улиц, выдвигает пакет «левых» реформ (пенсии, медстраховки, повышение налогов), начинает переговоры с оппозицией и возвращает прежнюю цену на проезд в метро
- протесты продолжаются, но уже без таких масштабных разрушений
- 15 ноября правительство и оппозиция подписывают соглашение о новой конституции: первый референдум конституционного процесса назначен на 20 апреля. Всех основных целей (кроме отставки Пиньеры) революция достигла.
Не надо думать, что это «а, Латинская Америка, всё как всегда» — в Чили такого не было никогда. Вообще.
Но, так или иначе, я был уверен, что всё давно закончилось, и в свой декабрьский отпуск ехал спокойно. Не тут-то было…
* * *
В пятницу 20 декабря я прилетел в Сантьяго, закинул вещи в гостиницу и пошёл в город, имея целью 0) погулять 1) купить канцелярского скотча 2) пофотографировать цветы — потому что нельзя приехать из зимы в лето и не начать фотографировать цветы. Скотч добыл где-то в районе Plaza de Armas (купил у тётки, которая продавала упаковку для рождественских подарков — вообще-то это был её скотч, которым она подклеивала на коробках бантики и рюшечки, но она согласилась продать мне початый моток за две тысячи песо; обожаю такие квесты), покушал арбуза и собрался дальше, в городской парк на холме San Cristobal.
Сел на метро. Нужную мне станцию — Baquedano — поезд проследовал без остановки. Вышел на следующей, Bustamante — ну, почему бы нет, прогуляюсь ещё пятнадцать минут, Bustamante тоже парк. Маршрут — пройти через этот самый парк Bustamante, потом через площадь Baquedano, дальше через мост через реку Мапочо и на холм.
Иду по Bustamante. В парке тусуется молодёжь, весело майданит с национальным колоритом:
Граффити на крыше — «Новая конституция или ничего!». Опасная постановка вопроса, но за ребят я порадовался: пока что выходит что они получают конституцию. Иду дальше.
Подхожу к площади Бакедано. Там много народу, центр площади с памятником охраняют карабинерос (Carabineros de Chile — так называется местная полиция), и вообще их много, даже какая-то техника стоит.
И ещё как-то странно пахнет, но в целом — вроде бы ничего не происходит. Ну, здорово, попозже сюда ещё зайду, а сейчас перейду на ту сторону…
Херак! Включается водомёт, в людей на площади летят газовые шашки, оставляя в воздухе красивые дуги дыма, и все начинают драпать. Начинаю и я, но поздно: шашки оказываются передо мной и бежать надо через облако газа. Пока глаза ещё что-то видят, замечаю какая большая и красивая радуга получилась в брызгах водомёта…
Вечер переставал быть томным. Фотографирование цветочков откладывалось.
* * *
…нда. С полицейским газом я раньше не сталкивался (в Москве не в ходу, в Киеве в 2014 я майдана сторонился), и наглотался его явно больше чем следовало.
Вернулся в Бустаманте, прокашлялся, продрал глаза, утёр сопли. Кожу немилосердно жгло. Кто-то побрызгал мне в лицо не знаю толком чем (но жжение унялось): «держись, братишка! тебе бы платок». Огляделся.
Часть публики вокруг была в респираторах, а многие ещё и в плавательных масках, из остальных у большинства был шарф или шейный платок, который можно натянуть на рот и нос. Как я умудрился не заметить этого, когда подходил? Особо хороши были тётушки лет сорока в очках для бассейна, очень душевно выглядели.
А обстановка была какая-то странная. После газовой атаки все снова стали вести себя совершенно спокойно: полиция стоит, протестующие (а из случайных прохожих там был, похоже, я один) прогуливаются по парку, друг к другу индифферентны. Большая часть карабинерос на площади, но есть и группки в парке — кто просто стоит, кто что-то там охраняет. Манифестанты на них как будто бы не обращают особого внимания.
Время от времени какая-то из группок карабинерос начинает пулять по людям шашками с газом. Те в ответ орут: «Пидоры!!!» (…нет, ну а кто они после такого?) и разбегаются. Потом ветер растворяет облако газа, и всё возвращается на круги своя. Происходят эти мини-атаки разрозненно, хаотично и как-то… немотивированно. Зачем? Чтобы что?
Задумался о том, что мне, собственно, делать. Снаряжения «беззбройного протестувальника» у меня при себе не было, а был рюкзак с аккордеоном и канцелярский скотч в кармане: я же цветочки фотографировать шёл, а не на войну. С другой стороны — когда ещё такого увидишь? Тем более что «чилийское пробуждение» я в целом поддерживаю. Ну, значит надо остаться и досмотреть.
* * *
Воевали, судя по всему, на всех примыкающих к Бакедано улицах, и я решил сходить куда-нибудь ещё. От Бустаманте через переулок прошёл к проспекту Викунья-Маккена. Навстречу мне пронеслась группа драпающих протестующих, на выходе мелькнули водомёты. Чуть подождал, и вышел на проспект.
Его, похоже, только что «зачистили». Фронт уже прошёл, и проспект был почти пуст — только стояла кое-где полицейская техника и пробирались по стеночке рыцари-крестоносцы медики-волонтёры эпичнейшего вида.
Про рыцарей я думал что пошутил, но оказалось что нет: позже мне рассказали, что значительная часть этих добровольческих медбригад — исторические реконструкторы и есть. Основным лагерем они стояли по ту сторону реки, а здесь, на Викунья-Маккена, у был мини-штаб:
Прошёлся по пустому проспекту и я, фотографируя по дороге полицию. Полиции на меня было всё равно.
Собственно, полное отсуствие винтилова — наверное, самая удивительная для меня черта всей этой движухи. Карабинерос не пытались никого задержать, ну или хотя бы побить, как это принято у нас. Почему — я не знаю, но гипотеза моя такая:
Чили — демократическое правовое государство, плюс-минус. Если манифестантов задерживать, то что с ними делать дальше? Отвозить в участок и отпускать? Неэффективно, и нет в Чили такого закона, чтобы людей просто так на улице ловить и по городу на автозаках катать. Отвозить в участок и сажать/штрафовать? Но в Чили есть суд, и наловив триста манифестантов, полиции придётся пойти на триста судов, каждый из которых станет событием, и которые они далеко не факт что выиграют: люди же просто были на площади, ничего такого не делали. Петь песни и стучать камнем о камень в Чили не запрещено. Отвозить в участок и сажать без суда и следствия? Пробовали: это называется «военное положение», и президент Пиньера уже наверное десять раз пожалел, что попытался его ввести. Вот и остаётся травить дустом и поливать из водомётов, в надежде что разойдутся сами…
Прошёл по проспекту ближе к площади. Там стало ещё страннее: полиция героически охраняла пятачок вокруг памятника, вокруг него по кругу ездил водомёт и иногда кого-нибудь поливал. На хвосте у него, ровно по тому же кругу, каталась колонна велосипедистов в респираторах (!), и протестовала. Иногда летали газовые шашки, но если знать что они летают — под них можно почти не попадать. Настроение на площади было приподнятое, люди запевали эль пуэбло унидо, венсеремос и какие-то более новые, мне неизвестные революционные песни.
Протестующие были более-менее перемешаны с полицией, и друг к другу относились всё так же индифферентно. В какой-то момент катающийся по кругу водомёт остановился и стал поливать навесом во все стороны, а кто-то включил не то из автомобиля, не то из карманной колонки весёлый музон, и публика вокруг водомёта начала под него весело колбаситься: при наличии респиратора и маски газ не так страшен, а быть политым водомётом в +35 — скорее бонус.
Кстати, холм на заднем плане на фото — тот самый Cerro San Cristobal, куда я шёл, но не смог дойти.
Но главная форма протеста — шум: ритмично стучать чем-нибудь о что-нибудь, или хлопать, или свистеть в свисток. «Мы здесь и мы не уйдём». Громко, сильно, мощно, это вам не лозунги скандировать.
Кое-кто успел и подсуетиться: на площади было несколько торговок платками и масками. «Платки, платки, платооочки! Платки по тысяче!». Я решил прикупить себе один, и в момент передачи денег в нашу сторону стал бить водомёт. Отдавал эту тысячу (€1.20, 85 ₽) я уже на бегу, и судя по тому как флегматично и по-деловому эта тётка провела транзакцию — торговать на бегу под газом и водомётами ей далеко не впервой :)
Потусовавшись там какое-то время и опять нахлебавшись газа (мокрый платок помогал, но не совсем), решил пойти отдохнуть. Рядом был ещё один сквер, Сан-Борха, который напрямую к Бакедано не примыкал, ушёл туда. И действительно: там шла мирная жизнь. По газонам носились собаки, на спортплощадке кто-то учился кататься на роликовых коньках, на парковой сцене репетировала танцы молодёжь. А на фоне ухали выстрелы из газовых ружей, выли сирены скорых, доносился ритмичный стук протестующих и едко пахло…
* * *
На выходе из Сан-Борха увидел, что окрестности наводнены полицией. Много техники — и новой-чистенькой, и сильно побитой камнями, какие-то перемещения отрядов полиции. Что-то затевалось.
Попытался пройти к Бакедано дворами, и тут на меня впервые обратили внимание карабинерос: «Сеньор, вы куда?». А я что, я гуляю. «Ааа, турист… Вам туда не надо, там протесты, идите в другую сторону». Другая сторона — это было обратно на проспект Викунья-Маккена.
Это оказался очень плохой совет: на проспекте стало куда жарче чем было. Издалека было видно, что манифестанты заняли всю площадь Бакедано (и памятник тоже!), карабинерос обороняли вход на проспект: ставили завесу из своего газа, били из водомётов на поражение, но всё равно понемногу отступали. В них летели камни.
* * *
Вот примерно в этом месте у переевших путинской пропаганды обычно начинается: «ко-ко-ко! да как они посмели! камнями! в ПОЛИЦИЮ! да их за это посадить мало! печень об асфальт, морду в кровавую кашу нелюдям!!!!11».
Ещё раз: схватку начали не манифестанты, схватку начала полиция. Два часа полиция поливала людей из водомётов и стреляла по ним газовыми снарядами. Газовый снаряд выглядит так:
Это металлическая чушка, из которой идёт дым. Если его вдохнуть — ты начинаешь пытаться выкашлять лёгкие, если попадёт на кожу — будет больно жечь, попадёт в глаза — перестанешь видеть. Потом пройдёт, но это потом. Чушки эти тяжёлые — стрелять ими, думаю, предполагается под ноги, но полиция частенько бьёт «навесом», чтобы подальше летало, и если такая попадёт по кумполу — мало не покажется. Мне одна прилетела точно между спиной и рюкзаком и там застряла — на двадцать сантиметров бы выше, и может лечился бы сейчас от травмы черепа (а так — обожгло газом спину, и рюкзак воняет теперь). Вы думаете, псы-рыцари медики-волонтёры там зачем дежурят?
Два часа полиция кидалась вот этим вот по людям, которые вообще ничего плохого не делали, прежде чем те начали кидаться в ответ. Ангельское терпение у товарищей манифестантов, вот что я скажу.
* * *
В полицию летели камни. Я, тем временем, оказался «по ту сторону» линии фронта, за спиной у полиции. Они отступали, фронт приближался. По газетному киоску, за которым я прятался, уже начало «прилетать». «Интересное время чтобы быть туристом в Сантьяго! Я думал у вас уже всё кончилось, а оно вон как…», говорю какому-то манифестанту, который прятался там же. «Это по телеку говорят что всё кончилось! А мы всё ещё здесь».
На площади кто-то включил через мощные колонки El derecho de vivir en paz — «Право жить мирно» Виктора Хары. Нежная, поначалу почти колыбельная — встав фоном к боевым действиям, она вдруг сделала из них грустный документальный фильм. Это старая антивоенная песня, написана ещё про Вьетнам, и её переделка про Чили стала, наверное, главным гимном этой революции — но замученный и убитый пиночетовцами в 1973 Хара её уже не споёт…
Иногда, для разнообразия и праздничного настроения, вместо камней прилетали новогодние салюты. Против одетой в riot gear полиции — не самая опасная штука, наверное, но уж очень внушительная: взрывается громко, ярко, сразу везде и в несколько этапов. Манифестантам всех стран мира на заметку. Но у меня-то riot gear не было…
Надо было валить. Со стороны Бакедано шла война, из переулков со стороны Бустаманте кто-то драпал, со стороны Ранкагуа тоже стали летать газовые шашки. В какой-то момент через проспект поехали скорые, и обстрел ненадолго прекратился — я, пользуясь моментом, сдристнул за угол и двинул в единственном безопасном направлении: обратно через Сан-Борха к Аламеде (a.k.a. проспект О’Хиггинса).
Этот кусок Аламеды был захвачен манифестантами, было людно, весело и никаких газовых шашек. Увы, на праздник я опоздал: буквально через пару минут где-то ближе к Бакедано полиция пошла в атаку, и проспект побежал.
По улице волной шло: «к ля-монеда! все к ля-монеда!». Идти штурмовать президентский дворец в мои планы на вечер не входило (тем более что сил у манифестантов на это явно не хватило бы), так что я свернул в переулок и отправился уже наконец обратно в отель. За окном отеля было так:
Воздух пах полицейским газом.
* * *
Если уж начистоту, то конкретно сейчас протест в Чили поддерживают далеко не все: даже среди тех, кто выходил на улицу в октябре-ноябре, многие не считают нужным продолжать. Тот главный и единственный вопрос, который нельзя было решить никак, кроме как уличной революцей — уже решён: новая конституция будет — если большинство её захочет. Будет не завтра, процесс долгий: поправить нынешнюю; провести референдум про то, нужна ли новая; провести выборы в конституционную ассамблею; созвать её; дождаться пока та разработает новый текст; принять его на ещё одном референдуме… Но — будет.
Сейчас же манифестанты хотят довольно разных вещей. Кто-то — просто побузить; кто-то не верит ни в какие обещания политиков (в том числе и про референдумы) и пытается доделать революцию; у кого-то есть конкретные требования — но требования те необязательно популярны или хороши. Отставка Пиньеры? Камон, это частный вопрос: через два года выборы, будет вам отставка, два срока подряд в Чили быть президентом нельзя. Расследование преступлений полиции во время протестов? Хорошо бы, но в масштабе исторического процесса — не очень важно. Квота для женщин в конституционной ассамблее? Но у женщин на любых выборах и так есть квота в 50% голосов избирателей, они сами могут решить как ей распорядиться. Квота для индейцев мапуче в конституционной ассамблее? Вот только не хватало начать измерять линейкой черепа и выяснять, кто тут мапуче, а кто нет. И это «реалистичные» требования — а ещё есть коммунисты с запретом частной собственности, веганы с запретом молока и мяса, антиглобалисты с запретом международной торговли и чёрт знает кто ещё.
Сил на то, чтобы перевернуть ситуацию ещё раз, у всей этой компании, похоже, нет. Оно может и к лучшему: политика лучше войны, а компромисс лучше бескомпромиссности. Повторения истории с сотником Парасюком и его пламенной речью на майдане, которая развалила с трудом найденный политиками компромисс и покатила страну в тартарары — не будет.
Но это хорошо что эти протесты есть. Правительство их явно боится, а значит — во избежание эскалации — достигнутые с оппозицией соглашения выполняться будут, и ситуация с «минскими договорённостями» — компромисс, следовать которому стороны не считают нужным — здесь тоже не повторится.
На то и щука в речке, чтобы карась не дремал.
* * *
Помимо новой конституции, наследием «революции тридцати песо» (вы же помните с чего всё началось? с повышения цены билета на метро на 2 р. 50 коп.) является исписанный революционными граффити город. Исписан он весь, полностью: в центре поплотнее, в богатых пригородах вроде Лас-Кондес — пожиже, но весь, и закрасить это быстро получится вряд ли. Обычно пишут что-то стандартное: «нет насилию», «государство убивает», «новая конституция», «Пиньеру в отставку», «#ЧилиПроснувшийся», «ACAB» или что-нибудь в этом роде. Но бывает и хорошо:
В парке вдоль набережной Мапочо, тоже примыкающем к Бакедано, всем барельефам пририсованы платки от газа.
Там же, на мусорной урне: «спасибо, первая линия»
Там же: скульптурная группа, изображающая хрен знает что, превращена в скульптурную группу, изображающую манифестантов. А что, похоже.
На мемориале какая-разница-чему в парке с другой стороны от площади: «Это был не мир, это было молчание». Ответ всем обывателям (и выдающим себя за таковых пропагандистам) на «ну чё вы вот это всё начали? мирно же жили!».
«Виктор жив». Хара, не Цой.
«Мы — новость, (но) мы не остановимся, пока не станем историей». Похоже что удалось.
* * *
На следующий день, в субботу, я был занят другим, но вечером воскресенья, когда чуть спала жара, пошёл искать приключений уже целенаправленно.
Я не нашёл их. На площади было малолюдно, несколько разрозненных группок манифестантов — несколько десятков человек, не больше — ритмично стучали камнями по перилам заваленных грунтом входов в метро. Проезжающие машины сигналили им в поддержку — и друг другу, пытаясь разъехаться на площади, где не горели фонари и были побиты все светофоры. Зазывала клиентов всё та же торговка платками: «панюэлос! панюэлос! панюэлос пор лука!». Немногочисленные карабинерос охраняли исписанного лозунгами и заляпанного краской генерала Бакедано (и чего он им всем сдался?). Кто-то фотографировался у ещё более заляпанного водомёта, показывая ему фак. Темнело.
* * *
Ещё спустя неделю (да, этот пост долго лежал в черновиках) я, уже будучи в Аргентине, включил в гостинице чилийский телеканал — TV Chile, государственный. Шли новости: в Сантьяго протестовали. Там же и, скорее всего, те же. Диктор долго рассказывал про «ataques violentes» со стороны манифестантов — но о том, чего же эти манифестанты хотят, или о том, какая активность полиции предшествовала этим «ataques», почему-то умолчал.
Так и живём.
Каучсёрферы: Аргентина
Поездка по Аргентине вышла насыщенной.
В Формосе я задержался всего на несколько часов, и теперь жалею: чистый, милый, ухоженный городок — по любой мерке хорош, а на контрасте с бедным, разбитым и засранным Парагваем, откуда я тогда приехал — просто центр цивилизации.
Там довелось пообедать с Хуаном. Он психолог, работает на двух работах — на государство и частная практика. Спросил — где зарабатыывешь больше? «Это очень нетипично для Аргентины, но здесь, в провинции Формоса, выгоднее быть empleado público, бюджетным работником: в нашей провинции мало людей и много природных ресурсов, добычей которых занимаются компании, принадлежащие региональному правительству. Поэтому здесь очень хорошо платят в госсекторе — местными деньгами, не деньгами из столицы! Но частную практику я всё равно держу, так лучше.»
Деньги те и правда видны. Не то чтобы прямо бросались в глаза, как в Москве, но Формоса явно ухоженнее, чем в среднем по Аргентине, и Хуан этим очень горд.
И параллельно с этим он понарассказывал, как в провинции десятилетиями не меняется власть. Как губернатор платит тем, кто выдвинется на выборах против него, потому что без соперников избираться нельзя, а за свои деньги против него ходить не надо никому. Как какие-то предприятия принадлежат региональному правительству, а какие-то — зятьям-сватьям членов правительства. Как не шибко-то есть в Формосе независимой от регионального правительства прессы…
Где-то я всё это уже видел. Похоже, когда всё бабло у государства, оно везде получается одинаковым. И, наверное, я так же амбивалентно рассказываю про Россию, когда спрашивают.
Но беседу пришлось прервать: надо было бежать на автобус в Резистенсию.
В Ресистенсии остановился у Камилы — новичка в каучсёрфинге: я был третьим её гостем, и первым из «настоящей» заграницы, а не соседних Чили и Уругвая.
Я уже как-то писал про то, что когда ты путешествуешь по очень далёким краям, ты для людей не просто какой-то чувак, ты — «эль русо»: часто первый и, возможно, последний русский, которого они видят в своей жизни. От этого происходят кое-какие бонусы (всем интересно на тебя посмотреть и с тобой поговорить), но и ответственность немалая: по тебе будет судить о всех русских вообще.
Вот так было и здесь. Камиле было искренне интересно на меня поглядеть и со мной поговорить, и она, похоже, решила показать такую достопримечательность всем своим друзьям и родственникам: за три дня мы побывали в четырёх, кажется, домах и компаниях. Весело, но монотематично: на четвёртый раз даже Камила расхохоталась, когда хозяева первым делом спросили меня про русские морозы :)
В какой-то момент я съехидничал и спросил — кому, мол, ещё покажешь «эль русо сальвахе», дикого русского? Посмеялись, а потом она задумалась и выдала: «про тебя может и думают, что ты дикий русский с холодного севера, но что интересно думают соседи про меня? Ко мне в этом месяце уже третий мужик вечером приходит и не уходит до утра!..»
Хм. Есть, есть плюсы у нынешнего московского пренебрежения делами ближнего своего: мне за все годы вписывания каучсёрферов и в голову такое не приходило.
Больше всего Камила любит готовить, и имеет с этого неожиданный доход: она торгует кастрюлями! Есть, оказывается, в латинской Америке компания, которая производит кухонную утварь и реализует её MLM-схемой — Essen, и вот Камила этим MLM вместо работы и занимается. Я осторожно заметил — мол, как здорово, что тебе удаётся быть в плюсе! А то я знаю немало женщин, которые вляпывались в MLM-торговлю Avon’ом, Орифлеймом и прочим гербалайфом, и все до единой на этом теряли, а не зарабатывали. «О нет, Essen совсем не такие: Avon и подобные платят распространителям не деньгами, а скидками на продукцию, которую те могут перепродать дороже и на этом заработать — но чаще не могут. А от Essen я получаю комиссию за каждую проданную кастрюлю — вбелую, на банковский счёт — и за каждую, которую продали девочки из моей сети.» Двух из этих девочек я потом видел на вечеринке, и спросил — Камила ваша начальница, да? «Нет! Она наш лидер!».
Спросил у Камилы, сколько она так зарабатывает. Та назвала цифру за прошлый месяц, и это была почти моя московская зарплата: оно и в Москве очень неплохо, а в аргентинской провинции при сильно подешевевшем песо — просто фантастика. Оказываются, бывают на свете и нормальные MLM’ы.
Кастрюли, говорят, и правда хороши: неделю спустя я рассказывал это всё Татьяне и Пабло, теперь уже давним моим друзьям из Буэнос-Айреса, и Таня подтвердила: «Эссен — лучшие кастрюли, которые можно добыть в этой части света! Они очень дорогие, но я недавно себе купила одну — потому что у моей мамы такая есть, подарена тридцать лет назад на свадьбу — и до сих пор как новая. Очень хорошие кастрюли.»
Ещё в Ресистенсии меня звали к себе Густаво и Андре, двое ребят с каким-то сумасшедшим числом отзывов в профиле: они вписывают путешественников годами, и счётчик подбирается к четвёртой сотне. Я к тому времени уже принял приглашение Камилы и был вынужден отказать, но они позвали нас обоих пообедать.
Отлично посидели, ну и было конечно приятно побыть в компании тех, кому я не первый виденный русский в жизни. Обычно в Южной Америке меня расспрашивают про русские морозы, а они, наоборот, мне про них рассказали: их угораздило приехать в Москву в январе в -26С. «Мы передвигались по городу короткими перебежками! Тщательно планировали перемещения, чтобы не быть на улице больше десяти минут! Очень, очень холодно.». Я потом посмотрел фотографии — ну да, в январскую Москву они приехали в осенних курточках :)
Ещё рассказывали, что на них в московском метро всегда все глазели. «Почему? Они догадались что мы геи? Мы старались ничем себя не выдавать!» — нет, говорю, они догадались, что вы иностранцы. «Как? По лицам?» — нет, по поведению! Иностранцы всегда себя ведут немножко не так, как мы, и хотя немногие смогут пояснить, в чём разница, её почти все видят.
Спрашивали про гонения на гомосексуалистов в России. В мире очень распространён миф о том, что в России если кто-то узнает, что ты гей, то тебя посадят в тюрьму. Уж не знаю, откуда растут ноги — из старых советских законов, или из нынешнего, про штрафы за пропаганду среди несовершеннолетних — но миф стойкий, я его где только не слышал. Приходится разъяснять — нет, это неправда: Россия хоть и не Нидерланды, но и далеко не Саудовская Аравия: хотя однополых браков в России нет, а пропаганда среди несовершеннолетних (что бы это ни значило) запрещена и наказуема штрафом, но нет никакого способа оказаться в тюрьме за то, что ты гей. Общество в России к геям продолжает быть очень нетерпимо, и лучше вам на людях не целоваться, но у российского государства к вам претензий особо нет.
Удивительно, но для большинства иностранцев это новость.
Посидели недолго, но хорошо, интересно и ко взаимному удовольствию. Среди прочего, выяснилось, что Камила от них живёт совсем рядом, в трёх кварталах — и я уехал, а они уже обменялись контактами и договорились об ответном визите. Хорошо, когда после тебя остаётся что-то хорошее!
В Хухуе меня вписывали две девушки — Лукреция и Росарио (вроде бы не пара, просто снимают квартиру на двоих). В их лице в далёком-далёком Хухуе я впервые встретил вживую радикальных феминисток, о которых раньше только читал.
На термосе для мате — наклейка: «Макри — не кот! Макри — фашист!». Макри — президент Аргентины, его часто обзывают котом, но видимо это недостаточно ругательно. И ещё одна, с голым женским торсом топлесс: «Я — не ваш сексуальный объект!». На двери кухни — плакат: «Главное оружие женщин — любовь между женщинами!». В туалете висит листовка — «Спасительницы: аборт, безопасный и свободный. Пишите нам: (емеил и логин в вотсапе)». Аборты в Аргентине запрещены, но сейчас идёт большая кампания за то, чтобы их разрешить, сторонники носят на запястье зелёный платок. Противники в ответ стали носить голубые платки, и вот при мне Луки и Роса обсуждали, какой урод, скотина и конченный тип кто-то из публичных аргентинских фигур: он посмел показаться на публике с синим платком!
И сами девушки, и гости их стараются говорить гендерно-нейтральным (или, как они говорят, «инклюзивным») языком: в испанском языке смешанную группу объектов именуют в мужском роде — и это, конечно, проявление патриархата. Поэтому у них дома кто-то старается говорить «todos y todas», «niños y niñas», «ciudadanos y ciudadanas» («мальчики и девочки», «граждане и гражданки»), а кто-то и использует «нейтральный» грамматический род: «todes», «niñes», «ciudadanes». Такого грамматического рода в испанском языке нет, но активисты инклюзивного языка его придумали и склоняют по нему все существительные, прилагательные и местоимения.
Как-то вечером ходили с Лукрецией и её друзьями в кино, смотреть выпускную работу молодых кинематографистов из соседней провинции. Это был фильм по «Белым ночам» Достоевского, только действие перенесли из Петербурга XIX века в современную Аргентину, в Тукуман, и поменяли пол главному герою (в фильме — героиня), сделав одно из рёбер любовного треугольника однополым.
Посмотрели, и спрашивают меня — ну как? Медленно, говорю. Вырезать бы половину планов, добавить темпа — был бы отличный фильм: технически сделан очень хорошо, и актёры играют достойно, но слишком много сцен, где ничего не происходит. Да, говорят, но это не так важно — важно, что такие фильмы есть! Мейнстримная культура продолжает быть гетеронормативной, и даже в фильме про Фредди Меркури прославляются именно гетеронормативные отношения, поэтому как здорово, что вот эти ребята из Тукумана, которые сами диссиденты в этой гетеронормативной культуре, рассказывают вот такие диссидентские истории!
Гетеронормативный! Я это слово раньше только в интернете читал, и уж точно не по-испански.
Ну и всё в таком духе. Всё время казалось, что вот-вот начнётся прямо совсем уж SJW-дурь, вроде той, что высмеивают в /r/TumblrInAction — но нет, хоть и диковато это всё, но грань безумия никто не переходит. И слава богу!
И обе девушки, и большинство их гостей — вегетарианцы. К счастью, без фанатизма: молоко и сыр едят и идеологических претензий к мясу не имеют — покупая пирожки и тамале на рынке, для меня они всегда прихватывали пару штук с мясом. Как и все вегетарианцы, в домах которых мне случалось бывать, готовят они очень вкусно — и я хотел было пошутить в том духе, что «ну вот, а говорили что ненавидите традиционные гендерные роли!» — но вовремя прикусил язык :)
Радфем радфемом, но они хорошие, и обижать и злить их никакого желания у меня не было.
А ещё я повстречался снова кое с кем из тех, с кем познакомился три года назад, в прошлый приезд в Аргентину и Уругвай — но эти люди мне уже не случайные хосты, а друзья, и делать их персонажами блога наверное не стоит. Просто поверьте: это было очень здорово.
Пользуйтесь каучсёрфингом, господа. Мир велик и прекрасен — откройте свои двери для путешественников из дальних краёв, и для вас тоже откроются двери во всех его уголках.
Долгая дорога в Хухуй
Наконец-то я добрался туда, куда так давно посылали.
В испанском языке немало забавных для русского уха и глаза словечек, но обычно они либо смешно только пишутся — как знаменитые «huevo» и «huesos» («уэ́во» — яйцо, без переносных смыслов, и «уэ́сос» — кости), либо звучат хоть и забавно, но без прямой нецензурщины — как, например, «gerente» («херéнте» — менеджер, управляющий). Но бывают исключения.
На самом севере Аргентины, в предгорьях Анд, у самой границы с Боливией, находится провинция и одноимённая ей столица, название которой на русскоязычных картах либо не пишут, либо стыдливо транскрибируют на бразильский манер: Жужуй. Это, конечно, обман: говорят тут только по-испански, а в испанском разночтений о том, как произносится слово Jujuy, быть не может.
Хуху́й. С ударением на последний слог.
Так-то обычный аргентинский городок. Где-то почти по-европейски мил, где-то вполне по-латиноамерикански нищ. Высоко, но не слишком (1.2 км над уровнем моря), климат тёплый, но не жаркий, вокруг — поросшие лесом горы, вверху — красивые кучевые облака низко-низко сидят. В самом городке ничего особо интересного нет, но окрестности достаточно живописны для того, чтобы тебя не стали допрашивать, зачем ты на самом деле сюда приехал.
Только вот с людьми тут общаться трудно.
Юля по-испански будет Хулия или Хулиана, сокращённо — Ху́ли. Как и у нас, очень распространённое имя. Сегодня в компании слушал чужие разговоры о том, как некая Хули уехала было из Хухуя, но потом вернулась, и — о боги, как же тяжело было держать лицо! Ох. Ведь объяснить причину веселья не было бы никакой возможности…
Так-то я аргентинцам частенько рассказываю про «la сiudad de Poron-Poronga», и они радуются как дети, но разъяснять это в самом Хухуе — не рискну.
Впрочем, шутки шутками, но я доволен что я сюда добрался. Теперь всю жизнь всякому, кто пошлёт, смогу твёрдо отвечать: был! Люди хорошие, климат прекрасный! Жаль только далеко очень…
«Такие условия»
Решил ответить отдельной записью на комментарий к предыдущему посту.
в каучсерфинге совсем нету никаких ограничений по состоянию жилья? можно пригласить человека остановиться в доме с земляным полом и это нормально? извиняюсь за большое количество вопросов. но как-то непонятно зачем так далеко ехать, чтобы остановиться в таких условиях?)
Во-первых — да, никаких ограничений нет, откуда бы им взяться? И кто бы стал следить за их выполнением? Это же не airbnb, деньги в этой истории не участвуют.
Во-вторых — не было же ситуации, что Виктор сам спит во дворце на пуховых перинах, а меня поселил в сарай. Нет, он разделил со мной то, что у него было; как он жил — так жил и я, и кто посмеет сказать, что он дал меньше других? Мк 12:41-45, простите за пафос.
В-третьих — пол там всё-таки был кирпичный.
* * *
Про «зачем так далеко ехать, чтобы остановиться в таких условиях?». Вопрос философский.
Для начала — ещё раз выражу своё «фе» насчёт пренебрежительного отношения к чужой жизни. Я живу лучше Виктора не потому что я чем-то лучше его, а потому что на раздаче нам пришли очень разные карты: я родился в Москве в интеллигентной семье, читал книжки с домашней книжной полки, учился в хорошей школе и в посредственном, но московском техническом ВУЗе. Виктор родился в маленьком городке в Парагвае, осиротел, воспитывался бабушкой, а в университет поступил вот сейчас, в тридцать с хвостом, на заочку, и вечерами пыхтит над учебниками. Точно ли у меня и мне подобных есть право называть его жизнь «такими условиями»?
То, что у нас дома больше денег, вещей и комфорта — наша удача, а не наша заслуга. Повезло вам жить в комфортабельной квартире? Радуйтесь и цените, но не зазнавайтесь.
А если по сути, то — вот, скажем, в походы люди зачем ходят? Там условия и похуже бывают: холодно, мокро, идти далеко, рюкзак нести тяжело — но нет, идут же люди зачем-то, и рюкзак на себе тащат, верно? Значит, есть в этом времяпровождении что-то, что оправдывает все эти лишения. Вот так и здесь.
Каучсёрфинг — это не только бесплатный ночлег: да, для многих эта экономия важна (особенно в западной или северной Европе, где цены огого), но я не беден и могу без проблем оплатить и хостел, и гостиницу.
Каучсёрфинг в первую очередь — инструмент культурного обмена. Он нужен не чтобы бесплатно переночевать на диване в гостиной, а чтобы увидеть чужую жизнь и поделиться своей. Не из всех вписок получаются интересные посты (хотя я потом попробую написать обзорный), но именно благодаря каучсёрфингу можно узнать и увидеть страну не как она описана в путеводителе (Lonely Planet, голубенький такой), а как она есть на самом деле. И как человек, вписавший не один десяток каучсёрферов у себя дома в Москве, ответственно подтверждаю: мероприятие это — взаимовыгодное, хозяин получает от этого развлечения не меньше, а может даже и больше, чем гость. В конце концов, мне, чтобы повидать аргентинцев из провинции Чако, пришлось купить дорогущий билет через Атлантику и ещё тысячу километров пилить через Аргентину автобусом, а им, чтобы повидать русского из Москвы, даже из дома выходить не пришлось — я сам приехал.
Не говоря уж о том, что каких-то особых лишений на вписке у Виктора не было. Нормальная кровать, чистое бельё, свежий воздух — я там отоспался за весь предыдущий месяц и путешествия, и предотъездного цейтнота. Котики няшные. Манго шумные, но после пятого привыкаешь. Холодная вода в душе после двух часов дня уже скорее горячая (хотя по тамошней-то жаре — лучше бы уж была холодная). В целом, на каждой второй русской даче «условия» может и похуже будут. А для сравнения — рекомендую почитать про вписки в Африке: https://griphon.livejournal.com/354112.html
Ну а кто хочет «условий» — тем да, лучше просто никуда не ехать.
Парагвай, в пригороде столицы
Очень я люблю каучсёрфинг за то, что заносит порой туда, куда иначе сроду бы не попал, и показывает жизнь, которой иначе бы не никак не увидел. Не всегда она хороша, но всегда поучительна.
На этот раз меня занесло в Вия-Айес — маленький городок в двух десятках километров от Асунсьона. Из достопримечательностей — памятник американскому президенту, который помог Парагваю договориться с победителями в безнадёжно проигранной войне, и лавочка с красивым видом на реку Парагвай. Связь со столицей — маршруткой, которая мучительно ползёт по жаре по разбитым парагвайским дорогам в одну сторону где-то час. И вот там, за кирпичным забором, в дощатом доме не по размеру, живёт Виктор, школьный учитель.
Дом ему остался от бабушки — старый такой домик из грубых досок и жестяной крышей. По нашим меркам, ну… уже не сарай — там есть кирпичный пол, а значит, наверное, и какой-то фундамент — но русские летние дачи обычно как-то получше выглядят. Удобства во дворе (хотя и подключены к водопроводу), ещё во дворе из кучи строительного мусора растёт пальма. Утром сквозь щели в комнатках проглядывает солнце (окон почему-то нет), ночью шебуршатся мыши и бухают по крыше раз в десять-двадцать минут падающие с соседского дерева манго. Манго крупные, крыша жестяная, получается громко. Отопления или утепления тоже нет — летом в +35, понятно, не нужно, а как зимой, спрашиваю? А никак. Тепло одеваться. А душ? Тоже в +10 холодной водой на улице? Ну да. И душ, и стирать, всё как обычно.
У дома живёт кошек без счёта — три штуки «его», и ещё пяток просто приходят потусоваться — пожрать еды из стоящих у входа мисок, поспать в теньке, вечером — поохотиться на кузнечиков и прочую мошкару. Кошки ленивые и довольные, хотя и тощие. Любят гладиться — но, увы, не очень любят ловить мышей, им и так нормально. Самого крупного рыжего кота зовут Трамп — хм, у нас бы он был Чубайс :)
Виктор работает учителем, преподаёт английский, испанский и гуарани́ — индейский язык, второй государственный и обязательный для изучения во всех школах Парагвая. Учит как детей, так и взрослых — тех, кто не окончил школьную программу в детстве, таких в Парагвае немало. На сдачу получает прелести бытия учителем в маленьком городке: с ним здоровается буквально каждый встречный — это будет либо ученик, либо бывший ученик, либо родитель ученика — и жизнь это, конечно, усложняет: если я или вы будем ковыряться в носу на людях, то на нас косо посмотрят и больше ничего не будет, а если он — об этом узнает вся школа. Пить пиво с каучсёрферами он предпочитает ездить в Асунсьон, но и там с ним при мне пару раз поздоровались.
Спросил — кем стали твои лучше ученики? «Некоторые — выучились, работают. А некоторые…» (показывает беременный живот). А худшие? Опять показывает беременный живот.
Сам он в свои тридцать с небольшим не женат. Так и живёт — в домике из грубых досок, в комнате без окон, летом под вентилятором, зимой в тёплом свитере. Ковыряться в носу нельзя.
И в который раз вертится в голове мысль: мы хорошо живём, ребята. Россия — развитая страна с великолепной инфраструктурой и прекрасными соцгарантиями, всё у нас нормально. Да, бывает лучше — но редко: если ты родился в России, живёшь в городской квартире и учился в русской школе — то значит на раздаче ты получил очень хорошие карты, лучше чем большинство других людей в мире. И по общему жизненному комфорту, и по простирающимся перед тобой возможностям.
Парагвай — бедная страна, но далеко не самая бедная в Латинской Америке, и Виктор живёт хоть и не очень богато — но вовсе и не бедно, лушче многих на этом континенте. А это ещё далеко не самый бедный континент.
Я подписан на один блог про чёрную Африку. Называется он так: «Та жизнь, на которую мы жалуемся, для кого-то является мечтой».
Не забывать бы.
Нелегальный иммигрант
Дисклеймер: этот пост является художественным вымыслом. Описанные события не происходили в реальности. Иммиграционное законодательство священно.
Четыре нелегальных пересечения границы за одни сутки, как вам?
Где-то посередине южноамериканского континента, где река Игуасу́ впадает в реку Парана́, сходятся границы трёх стран: Аргентины, Бразилии и Парагвая. С каждого из берегов стоит по городу, из Аргентины в Бразилию и из Бразилии в Парагвай есть мосты. Все три страны входят в торговый союз Mercosur, и города хоть и не сливаются в один, но по крайней мере друг на друга сильно повязаны: из Парагвая ездят в Бразилию на работу (а вечером с работы), из Бразилии и Аргентины катаются в Парагвай за покупками. Через мосты ходят автобусы: не рейсовые или какие-то там особые, а обычные городские — просто вот у них такая особенность, что конечная остановка за рубежом.
И вот на этом-то я и погорел.
Обычно туристы из Аргентины, которые хотят посмотреть на водопады с бразильского берега, берут билет на автобус до водопадов и на нём едут. Я же, от любопытства и природной склонности всё усложнять, решил переночевать пару ночей в Бразилии и поехал не к водопадам, а в город — из аргентинского Пуэрто-Игуасу в бразильский Фос-до-Игуасу.
Обычным городским автобусом поехал. На котором ездят местные, а туристы обычно не ездят. Вот, это он на заглавном фото.
На выезде из Аргентины он остановился, погранцы посмотрели у всех документы и мне единственному поставили штамп о выезде из Аргентины. А на бразильской стороне моста останавливаться он и не подумал: на въезде в Бразилию погранконтроля для граждан и резидентов Mercosur, оказывается, нет. А что в автобусе кроме граждан едет ещё и руссо-туристо, я водителя предупредить как-то не догадался. Так и приехали…
И тут до меня дошло, что я — в Бразилии. Без штампа о въезде, на нелегальном положении.
Краткий гуглёж показал, что 1) проблема типичная, 2) происходит именно в этом месте, на погранпереходах в районе «трёх границ», 3) решается так:
— сначала нужно подавить в себе законопослушного европейца и НЕ пойти немедленно сдаваться в бразильскую полицию
— а потом, как говаривали некоторые учителя в школе, «выйти и войти по-нормальному».
Поэтому на следующий день я поехал въезжать в Бразилию ещё раз. Аргентина за своими границами худо-бедно следит, но Парагвай (как и Бразилия) — нет, поэтому схема такая:
— садимся на международный автобус до парагвайского Сьюдад-дель-Эсте, который чешет через обе границы без остановок (вот это он на фото)
— выезжаем на нём из Бразилии и нелегально въезжаем теперь уже в Парагвай
— выходим через одну остановку после границы, кушаем мороженое и идём обратно к пограничному мосту пешком
— не отсвечивая иностранным паспортом, проходим мимо парагвайского погранконтроля (не «через», а «мимо»!)
— пешком переходим мост и идём выяснять, где же всё-таки оформить въезд в Бразилию по правилам
Тётка-пограничница, конечно, ситуацию просекла (штамп о выезде у меня был из Аргентины за вчера, а пришёл я из Парагвая сегодня) и прочла нотацию: «сеньор, вы не у себя дома, вы в чужой стране! вы должны спрашивать разрешения чтобы войти и выйти! в следующий раз мы вас оштрафуем!», но въезд в Бразилию поставила.
Так я одни сутки побыл нелегалом. Нашёл, блин, место :)
К счастью, ни Аргентина, ни Бразилия не указывают пропускной пункт на своих штампах: теоретически, присмотревшись к датам, парагвайская полиция может заподозрить, что я сегодня нелегально посетил ещё и Парагвай, но доказать это у них, надеюсь, нет никакой возможности. Да и зачем им?
Легально я туда тоже поеду, но завтра.
APTEM KNPEEB
Лето
В первые дни после отъезда в лето не снимать каждый встречный цветочек нет никакой возможности. Потом попустит, но вот эти первые два-три дня — самые сладкие.
Смотрите, ромашка!
Смотрите, пчёлка!
Ну хорошо же :)
Колумбия: прекрасное далёко
Улетаю из Колумбии. Две недели назад я сюда прилетел, имея в голове «Сто лет одиночества», первые двадцать серий «El Patrón del Mal» (местный колумбийский сериал про то же самое, что Narcos) и смутные воспоминания о статье про Симона Боливара в википедии. Прошло две недели, и теперь я уезжаю из страны, влюбившись в неё.
Колумбия прямо сейчас стремительно меняется, это видно во всём. Впервые после многих десятилетий кровавой смуты в Колумбии стало более-менее спокойно, и как только спал постоянный пресс войны всех со всеми — страна зацвела. До процветания ещё очень далеко, но перемены за буквально десять-пятнадцать лет — огромны. Одна из общих тем в разговорах: «пятнадцать лет назад, ещё на моей памяти, вот прямо тут взрывались бомбы» (или «воевали парамилитарес и герильерос», или «наркокартели выращивали коку», или «был самый опасный район Боготы/Медельина/Кали», и т.д., и т.п), «а теперь смотри как хорошо, вот даже и ты приехал посмотреть». И лица при этом у людей — как будто после долгой зимы подставляют лицо первому солнцу. Вот, можно спокойно гулять, можно учиться, работать, растить детей, делать бизнес. Можно купить билет на автобус в другой город и спокойно поехать, ничего не боясь. Всё можно, представляете?
И как же я за них рад. Колумбийцы — дружелюбные и жизнерадостные, но самое удивительное — они счастливые. Я не знаю, как и почему, но это видно: они счастливые, и всегда готовы делиться счастьем с другим. Звучит глупо и сентиментально, но, чёрт. Это так.
Со мной — поделились.
Шутку про кокаин давайте считать что уже пошутили, хорошо?
* * *
Ещё одна история от Андреа. Правда или нет — не знаю, за что купил — за то продаю.
Был у неё как-то в гостях каучсёрфер-швед. Вот прямо швед-швед: высокий голубоглазый блондин, закрытый и холодный, приехал попутешествовать-пожить пару месяцев по Колумбии, и в пейзаж упорно не вписывался.
Больше всего ему по первости нравились цены. Он приглашал всех в ресторан, платил за всех и радовался тому, что его деньги учетверились и он теперь за четверых платит как платил бы за одного себя. Раз порадовался, другой, третий. После очередного раза кто-то из них его отвёл в сторонку и сказал: NN, прекрати. Тут никому неинтересны твои деньги. Это хорошо, что их у тебя теперь много, но прекрати об этом говорить, и прекрати за всех платить. Мы не в Швеции, мы в Колумбии, и может мы тоже хотим угостить тебя ужином.
В другой раз был у него день рождения. Андреа и компания решили устроить сюрприз: купили тортик (самый обычный магазинный тортик), вставили и зажгли свечку, и пришли к нему отель в три часа ночи — поздравлять и петь «que los cumplas feliz» на известный мотивчик :) Тот вышел из номера красный от ярости («и поскольку он был очень белый, на нём было очень хорошо видно насколько он красный»), и компанию отчитал: «Это — отель. Здесь люди спят. Здесь нужно соблюдать правила.»
Так и жил.
И однажды собрался он с этой же каучсёрфинг-компанией на карнавал в Барранкилье. Андреа, подумав, его специально предупредила: ты, мол, едешь на карнавал, это весёлый праздник и правил там нет. Там будет алкоголь, будут наркотики. Тебя будут трогать, будут поливать водой, будут теребить — больше чем нас, потому что ты, белый как молоко, сам по себе будешь достопримечательность карнавала. Это будет не чтобы тебя обидеть и позлить, а наоборот, чтобы всем было весело. Тот, скрепя сердце, на всё согласился.
В карнавал он, как ни странно, влился. Наркотики там, действительно, были, и он пришёл к своим местным друзьям спрашивать — мол, можно? «NN, это карнавал, здесь нет правил. Хочешь — пробуй, не хочешь — нет, тебя в любом случае никто не осудит».
И он попробовал. Наелся кокаина, залакировал aguardiente, местной тростниковой водкой, и ушёл в отрыв.
А когда его вечером вели домой, вдруг разрыдался. «Ну почему, почему? Вы же такие бедные, у вас ничего нет, почему вы все такие счастливые? И почему вы для меня важнее и особеннее, чем друзья в Швеции, которых я знаю по двадцать лет? Вот она мне вчера сказала что у меня красивая рубашка, почему мне дома никто никогда ничего не говорил про мою рубашку?..»
«Вот поэтому я тут и живу», ответила на это одна из девушек той компании, давно уже живущая в Колумбии француженка.
Сколько в тех слезах было правды, а сколько недовыветрившихся веществ — бог его знает. Но когда вышли его два месяца в Колумбии, он не уехал обратно. Вместо этого он купил квартиру в Медельине и в ней поселился. Так и живёт уже несколько лет — летом (ну, шведским «летом») ездит в Швецию на пару месяцев, а остальное время проводит в Колумбии. Завёл себе местную девушку, и как у него сейчас дела — Андреа точно не знает, потому что девушка очень ревнивая.
* * *
Есть ещё одна тема, которая постоянно сквозила в разговорах. Лучше всего эту мысль получалось выразить у разного рода гидов и экскурсоводов (в силу профессии), но в той или иной форме мне это говорил почти каждый:
«Колумбия меняется, и вы, приехавшие сюда путешественники — первое тому подтверждение. Вернитесь домой и расскажите миру, что Колумбия — не такая, как стереотипы о ней. Что это огромная и прекрасная страна, удивительная и разная, что колумбийцы — добрые и дружелюбные люди, что всё то, о чём сейчас снимают кино и пишут книги — в прошлом. Вернитесь домой и расскажите миру, что Колумбия — это гораздо больше, чем сериал на Netflix».
Я расскажу. Всем, кому смогу.
Мне было хорошо в Колумбии, и когда-нибудь я вернусь сюда снова.
И о погоде. В Боготе — в районе пятнадцати градусов тепла, солнечно, временами дождь. В Медельине — чуть за двадцать, не больше двадцати пяти, но на солнце кажется что теплее. В Кали — без малого тридцать. В Картахене, Барранкилье, Санта-Марте — чуть за тридцать, влажно.
Это не сейчас, это всегда. В Колумбии нет времён года, а есть только бесконечное лето.